Катрин Денев. Красавица навсегда

Можно психологически объяснить и ночные переживания Кароль: лежа без сна в постели, она слышит из-за стены любовные стоны Элен и Майкла, зарывается с головой в подушку, со страхом смотрит на чернеющий в углу гардероб, заваленный грудой чемоданов и теннисных ракеток. В темноте и одиночестве все вокруг преображается: зловеще поблескивает старомодный камин, колышется занавеска, невыносимо громко тикают часы. Натыкаясь утром на полуголого Майкла, который бреется в ванной, Кароль – единственный раз за весь фильм – выражает словесное недовольство сестрой. «Что, он собирается и следующую ночь провести здесь? Он женат». Элен парирует: «Это мое дело».

Уже с этого момента многое в поступках героини Денев становится болезненно необратимым. Она пытается поймать рукой лучик света, прорывающийся сквозь грязное окно и падающий на соседний стул. Сидит на улице, тупо уставившись на трещину в асфальте (фрейдистский символ «дыры подсознания»). Когда ее здесь находит Колин и напоминает о назначенном совсем в другом месте свидании, она отвечает: «Забыла». И яростно возражает, что теперь, дескать, уже поздно. Отводя ее домой, Колин пытается обнять девушку, но та в панике вырывается, влетает в квартиру, с остервенением моет губы, швыряет в мусорное ведро пожитки Майкла. Элен успокаивает сестру, но ночью будит ее, обнаружив пропажу. «Я не хочу жить с тобой, маленькая дура!» – кричит она. Несмотря на уговоры и даже мольбы Кароль, утром Элен уезжает вместе с Майклом в отпуск в Италию.

Совершив еще один выход на работу, – последняя попытка контакта с миром – Кароль теперь уже окончательно замыкается в себе, в своем безумии и в своей квартире. Которая с этого момента резко меняет пространственные очертания и пропорции, становясь ареной полуреальных кошмаров и фантасмагорий. Их источником способно служить все: те же стены, чемоданы, шкафы, двери и дверные ручки, гипертрофированный бой часов, звонки в дверь и по телефону. Знакомые помещения неузнаваемо расширяются, превращаясь в огромные пещеры, из них исчезает часть предметов, другие меняют взаимное расположение. Скучная мещанская квартира, несколько угнетающая, но абсолютно безопасная, вдруг оказывается почти бескрайней, устремленной в зловещую бездну; ванная комната теперь выглядит угрожающе пустой, а маленькая раковина забивается куда-то в дальний угол (этот эффект достигнут при помощи увеличенных вдвое декораций и широкоугольных объективов).

Заметим, что не только пространство, но и время у Поланского подвержено деформации. Даже редактор картины Алистар МакИнтайр отмечал: «Все время, пока я работал над «Отвращением», я никак не мог запомнить последовательность событий. Она и хронология каким-то неуловимым образом оказывались расчленены – и в этом не было логики».

Режиссер намеренно разрушал законы восприятия времени-пространства, основанные на чувстве реальности. Он всеми силами убеждал зрителя в ненадежности его ощущений, подчеркивая: вещи порой вовсе не таковы, какими нам видятся…

Можно привести целый список оптических и слуховых галлюцинаций, начиная с искаженного отражения в полированном чайнике, со скребущего звука в стене и на глазах увеличивающейся трещины и кончая рушащимся потолком и сильнейшим ураганом за окном, который сопровождает возвращение Элен и Майкла.

Сколько дней прошло между этими событиями и что реально произошло с Кароль, а что рождено сном ее разума? Режиссер искусно переводит объективный план происходящего в субъективный, дает болезненное восприятие его глазами героини. Впервые мы начинаем невольно с ней отождествляться с того момента, когда Кароль, примеряя платье, видит в зеркале шкафа отражение наблюдающего за ней незнакомого мужчины. В лице героини Денев мы прочитываем не только страх, но и борьбу с навязчивой идеей; когда под дверью ее комнаты появляется свет и слышатся шаги, Кароль усилием воли побуждает кошмар исчезнуть. Постепенно, однако, мир фантомов властно вселяется в нее: распахивается запасная дверь в соседнее жилье, отодвигается заслоняющий ее шкаф, и страх вваливается в лице мужчины, встреченного несколько дней назад на улице. И вот уже многоликие насильники настигают Кароль повсюду: протягивают свои руки со стен, устраивают засаду под простыней и так далее. Фиктивность этих видений становится действенным средством вовлечения зрителя во внутренний мир героини: мы видим то, что может видеть только она. В результате и подлинные события начинаешь воспринимать как навязчивый бред – этого и добивался Поланский.