Катриона

– Мало? – повторил он. – Совсем не похож, мой милый! А между тем я по рождению гайлэндер и обязан плясать под дудку своего клана. Мой клан и мое имя должны быть прежде всего. Это то же самое, о чем и вы говорили. Отец научил меня этому, и вот мне приходится заниматься прекрасным ремеслом! Постоянно я имею дело с изменой и изменниками и должен тайно перевозить их то туда, то сюда, а тут еще французские рекруты – пропади они пропадом! – их тоже приходится тайно переправлять! А иски-то, просто горе с их исками! Недавно я возбудил иск от имени молодого Ардшиля – моего двоюродного брата. Он требовал себе поместье на основании брачного договора. Это конфискованное-то поместье! Я говорил им, что это бессмыслица, но им до этого дела нет. И вот я должен был прятаться за другого адвоката, которому тоже не нравилось это дело, потому что оно грозило гибелью нам обоим, вооружало против нас, ложилось позорным пятном на нашу репутацию! А что я мог сделать? Ведь я Стюарт и должен расшибиться в лепешку за свой клан и свое семейство! Еще вчера одного из Стюартов отвезли в тюрьму. За что? Я прекрасно знаю: акт тысяча семьсот тридцать шестого года, набор рекрутов для короля Людовика. Вот увидите, он вызовет меня защищать его, и это ляжет новым пятном на мое имя. Уверяю вас, что если бы я только что-нибудь понимал в ремесле священника, то бросил бы все и стал бы священником!

– Это действительно тяжелое положение, – сказал я.

– Чрезвычайно тяжелое! – воскликнул он. – Вот почему я такого высокого мнения о вас, не Стюарте, за то, что вы погружаетесь с головой в дело Стюартов. Зачем вы это делаете, я не знаю. Разве что по чувству долга…

– Вы не ошибаетесь, – ответил я.

– Это прекрасное качество, – сказал он. – Но вот вернулся мой клерк. Если позволите, мы пообедаем втроем. После обеда я дам вам адрес очень приличного человека, который охотно примет вас постояльцем. Кроме того, я наполню ваши карманы золотом из вашего же мешка. Дело ваше вовсе не будет стоить так дорого, как вы предполагаете, даже перевоз на корабле.

Я сделал ему знак, что клерк может услышать.

– Вам нечего бояться Робби! – воскликнул он. – Он тоже Стюарт, бедняга, и отправил тайком больше французских рекрутов и изменников-папистов, чем у него было волос на голове. Робин ведает этой частью моих дел. Кого мы теперь найдем, Роб, для переезда во Францию?

– Здесь находится в настоящее время Энди Скоугель на «Тристле», – отвечал Роб. – Я как-то встретил также Хозизена, но у него нет корабля. Затем еще Том Стобо, но в нем я не так уверен: я видел, как он разговаривал с какими-то лихими и подозрительными личностями. Если дело идет о ком-нибудь значительном, то я не доверил бы его Тому.

– Голову этого человека оценили в двести фунтов, Робин, – сказал Стюарт.

– Неужели это Алан Брек? – воскликнул клерк.

– Он самый, – отвечал его хозяин.

– Черт возьми, это серьезное дело! – проговорил Робин. – Я попробую поговорить с Энди: он лучше всего подойдет.

– Это, кажется, очень трудное дело, – заметил я.

– Ему конца и краю не будет, мистер Бальфур, – отвечал Стюарт.

– Ваш клерк, – продолжал я, – только что упомянул имя Хозизена. Вероятно, это тот Хозизен, которого я знаю, командир брига «Конвент». Неужели вы бы доверились ему?

– Он не особенно хорошо поступил с вами и Аланом, – отвечал мистер Стюарт, – но вообще-то я о нем скорее хорошего мнения. Если бы он по уговору принял Алана на борт своего корабля, то, я уверен, поступил бы с ним честно. Что вы скажете на это, Роб?

– Нет более честного шкипера, чем Эли, – отвечал клерк. – Я доверился бы слову Эли, если бы был вождем Аппина, – добавил он.

– Ведь это он привез тогда доктора, не правда ли? – спросил стряпчий.

– Он самый, – ответил клерк.

– И он же и отвез его? – продолжал Стюарт.

– Да, хотя у того кошель был полон золота и Эли знал об этом! – воскликнул Робин.

– Да, должно быть, трудно составить верное мнение о людях с первого взгляда, – сказал я.

– Вот об этом-то я и забыл, когда вы вошли ко мне, мистер Бальфур, – отвечал стряпчий.

III. Я отправляюсь в Пильриг

Как только я проснулся на следующий день на моей новой квартире, я сейчас же встал и оделся в новое платье. Потом, проглотив завтрак, отправился продолжать свои похождения. Я мог надеяться, что дело Алана уладится. Дело Джемса было гораздо труднее, и я не мог не сознавать, что это предприятие может обойтись мне дорого, как говорили все, кому я открывал свой план. Казалось, что я достиг вершины горы лишь затем, чтобы броситься вниз; что я для того лишь перенес столько тяжелых испытаний, чтобы, достигнув богатства, признания, возможности носить городское платье и шпагу, покончить в конце концов самоубийством, и выбрав притом наихудший вид самоубийства – виселицу, по приказу короля.

«Зачем я это делаю?» – спрашивал я себя, идя по Гай-стриту по направлению к северу через Лейд-Винд.