Катриона-3217. Космическая летопись.

— В чем? — Игорь встрепенулся, его глаза метнули вспышку, не предвещающую добра, — Может, я должен извиниться? Извините, лейтенант, вчера я не хотел обсуждать с вами, как погибла моя семья. Все?

Не смотря на внешнюю невозмутимость, Джек внутренне стушевался. Он был не специалист по задушевным разговорам, и теперь очень жалел, что попытался внести ясность в отношения со стармехом.

— Игорь, я понимаю, — неуверенно начал он.

— Конечно! — с иронией подхватил Мишин, — Вот этих затертых фраз не надо, ладно? Все сразу начинают канючить: «Мы понимаем». Вы, правда, понимаете, каково это, когда разом погибает вся твоя родня? Если не знаете, о чем говорите, то лучше уж молчите.

От этих слов Джека передернуло. Его голубые глаза на минуту налились мрачным синим огнем, он прихлопнул рукой стену позади себя. Игорь, собиравшийся что-то еще добавить, осекся и замолчал.

— Где уж мне понять! — довольно резко, даже грубо проговорил Джек сквозь зубы, — Готовьте флайер. Даю вам полчаса. Я еду с вами.

— Да, сэр, — также сквозь зубы ответил Игорь и вышел из камбуза.

«Волшебно начался денек, — с досадой подумал Джек, устремился к кофеварке и выцедил из нее остатки цикориевого кофе, — С другой стороны ты сам нарвался, командир. Что ты все к нему лезешь? Ну, не любит он тебя. Может, на Икс-40 есть бар, и там можно глотнуть виски»?

Думая так, он уже почти поднес пластиковый стаканчик с кофе ко рту, но рука вдруг застыла в воздухе. Джеку показалось, что во время этих невеселых и очевидно очень громких размышлений Кристиан Маэда сделал непроизвольное движение, чуть поворачиваясь в его сторону. Будто слышал этот сердитый мысленный монолог. Джеку стало не по себе. Он поставил стаканчик на разделочный стол, устремил взгляд на вентилятор под потолком и постарался отчетливо представить себе граненый стеклянный шарик на цепочке. Это был тот предмет, воспоминание о котором должно было защитить его сознание от проникновения чужих мыслей, от распознавания его способностей другими телепатами. А он уже начал подозревать Маэду в том, что тот тоже телепат.

Шарик помог. Его воображаемое раскачивание, его радужный блеск успокоили Джека. Подозрения, возникшие за минуту до того, показались паническими и необоснованными. Джек перевел взгляд на тех, кто остался в кухне после ухода механика. Антарес, Маэда и Шеф по-прежнему с интересом читали названия музыкальных произведений, выложенных на сайтах Галанета, и уже забыли о его, Джека, присутствии.

«Это все бессонница и головная боль», — решил Джек и вышел из камбуза. Он направился в рубку, чтобы дать Варваре и Янсону задания на время своего отсутствия на борту.

— О, сколько оперной музыки! — услышал он за спиной, в камбузе, обрадованный голос Антарес Морено, — Есть даже «Тоска» и «Богема».

— А, можно что-нибудь другое? — спросил Маэда и смущенно признался, — Ненавижу оперу.

— Хорошо, — дипломатично согласилась Антарес, — Джаз?

— Да, Гленн Миллер, — оживился Шеф, — Я за джаз обеими руками. Уж извините, мой бутончик.

Опера. Джек замедлил шаг и остановился, прислоняясь к стене за поворотом коридора. Ему практически раз или два в жизни доводилось услышать оперную музыку, но сейчас в голове отчетливо зазвучала мелодия какой-то арии. Она была сначала тихой, потом стала постепенно нарастать, и Джек увидел перед собой на переливающемся светло-зеленом фоне фигуру женщины в малиново-алом платье. Она пела, стоя будто бы у залитого светом большого окна, выходящего в сад. Как и музыка, женщина все приближалась, позволяя рассмотреть себя. Открытые плечи, узкий корсаж и юбка до пола, похожая на пышную головку пиона с множеством лепестков. Женщина была как фея, которая выглядывает из чашечки алого цветка, не хватало только стрекозиных крыльев. В ней все казалось чарующим: волшебная музыка, неземной голос, прекрасное лицо с восточными чертами, на котором мерцали полные вдохновения, лучистые глаза. Джек, почти не дыша, глядел в это лицо. Оно приближалось, постепенно меняясь, и стало лицом ребенка. Мальчик лет восьми смотрел на Джека с непонятным выражением в темных глазах. Он сидел рядом на краешке шезлонга, в котором пятилетний Джек заснул, убаюканный шумом морских волн. Джек услышал, как его зовет сестра, и почувствовал на лице чью-то тень. «Кто ты»? — хотел он спросить у незнакомого мальчика, но под его взглядом не хотелось ни говорить, ни двигаться. Опять накатывала легкая дрема. «Не бойся, — сказал тут мальчик, — Я никому не дам тебя в обиду». Потом наклонился и поцеловал Джека в лоб.

Из камбуза донеслись звуки громкой музыки. Оркестр Гленна Миллера играл стародавнюю джазовую композицию «In The Mood». Приходя в себя, Джек огляделся по сторонам, хотя рядом с ним в коридоре никого не было. Проснувшись утром, Джек был уверен, что ночью ему ничего не снилось. Но теперь он точно вспомнил, что видел именно такой сон. И прошлой ночью, и в первую ночь на «Катрионе». И много раз до этого. Джек потер лоб. Ему казалось, что на лбу у него печать, и она горит.