Катуков против Гудериана

Пока снабженцы и тыловики занимались хозяйственными делами, в лесах шла напряженная учеба — и теоретическая и практическая. В танковых и механизированных бригадах проводились учения, отрабатывались приемы боевых действий. Процесс сколачивания частей и подразделений проходил, к сожалению, довольно медленно. Обеспокоенный таким ходом дела, Катуков провел совещание с командирами частей, поделился опытом прошлых боев, говорил о том, как лучше подойти к разрешению того или иного вопроса, связанного с подготовкой к наступлению. Он настоятельно требовал организовать и целеустремленный контроль со стороны командования, штабов частей и соединений за ходом боевой и политической подготовки».[149]

В начале ноября началось строительство оборонительного рубежа № 3 в районе Приволье — Шейнино, предстояло возвести два ротных и четыре батальонных опорных пункта, требовалось немало строительных материалов, и Катукову пришлось обращаться в штаб 22–й армии, чтобы выделили цемент, лес, арматуру, словом, надо было на время стать заправским хозяйственником. 9 ноября 1942 года Михаил Ефимович сам проверял ход строительных работ, торопился закончить их к началу наступления.[150]

В район опорных пунктов, ставших прочным нашим оборонительным рубежом, были введены танковые и механизированные бригады, совершившие многодневный трудный переход по лесной и болотистой местности. Катуков вспоминал: «В район сосредоточения мы выступили глубокой осенью. Шли ночами через калининские леса и болота. Бездорожье, грязь. Двигались по гатям — настилам из жердей, бревен и хвороста. На многие десятки километров протянулись жередевые дороги. Сойти с них и не думай: шаг—другой в сторону — и увязнешь в болотной топи. Нужно ли говорить, что скорость нашего движения в те ночи не превышала пешеходную. Днем укрывались в лесных массивах. Иначе узенькие, в ниточку, гати могли бы стать большим кладбищем для наших войск. Фашистская авиация по—прежнему господствовала в воздухе. «Костыли» с восхода до захода солнца маячили в небе, «мессеры» с ревом проносились над гатями, контролируя подходы к фронту».[151]

Как ни старались быть осторожными на переходе, потерь избежать не удалось, вышло из строя много техники, танков и автомашин. Только в 3–й механизированной бригаде подполковника Бабаджаняна оставлено в болотах 11 танков — 5 «тридцатьчетверок» и 6 легких танков «Т–70». Узнав об этом, Катуков был вне себя:

— Такие потери могут быть оправданы только в бою, в условиях же обычного перехода, пусть сложного, — непростительно. Пиши, Никиток, приказ — объявить выговор командиру бригады Бабаджаняну, начальнику штаба Богомолову и батальонному комиссару Эмельдешу.

В приказе были такие строки: «Такое количество выхода материальной части из строя явилось результатом плохой организации марша и недостаточным руководством со стороны командного состава».[152]

Танкисты говорили, что этот выговор Амазасп Хачатурович вспоминал потом всю жизнь. Став уже Главным маршалом бронетанковых войск, на одной из встреч ветеранов—катуковцев кто—то напомнил ему о марше в калининских лесах. Бабаджанян улыбнулся:

— Помню, там я схлопотал выговор от командира корпуса.

…24 ноября позвонил командарм В.А. Юшкевич, потребовал сосредоточить корпус в районе Борисово, Заборье, Соньково. Через два дня начались бои.

По первоначальному плану штаба армии 3–й механизированный корпус вводился в прорыв на второй день операции, как только части 238–й и 185–й стрелковых дивизий прорвут оборону противника на глубину 6 километров на фронте хутор Мята — река Лучеса и выйдут на рубеж Карская — Старухи.

Штаб корпуса уже подготовил приказ, который с минуты на минуту должны были разослать по частям. Неожиданно поступает дополнительное указание Юшкевича о том, что корпус вводится в прорыв в другом месте — на рубеже Малое Соино — Староселье, действуя в северо—восточном направлении, овладевая районом Емельяники, Зубовка, Сидорово, Гусево.