За стеклом унылым потоком медленно плыли дома – их задние окошки с убогими шторками или завешенные старыми, завивающимися вверх газетами, грили и мусорные баки на крыльце, во дворе ржавая, никому не нужная кухонная утварь. В вагоне все понемножечку успокаивалось. Сосед Денни смотрел в окно, прислонив голову к стеклу. Денни насколько мог незаметно достал из кармана телефон, нажал на кнопку с запрограммированным номером и наклонился вперед, сложившись почти пополам. Он не хотел, чтобы его подслушивали.
«Привет, это Элисон, – заговорила запись. – Меня либо нет дома, либо я занята, но вы легко можете оставить мне сообщение».
– Возьми трубку, Элли, – попросил он. – Это я.
Пауза, щелчок.
– По-твоему, если сказать «это я», то я сразу все брошу и прибегу?
Раньше он бы спросил: «А разве нет?» Еще три месяца назад спросил бы, но сейчас сказал:
– Ну помечтать-то можно.
Она молчала.
– Чем занимаешься? – не сразу осмелился поинтересоваться он.
– Готовлюсь к Сэнди.
– Кто это – Сэнди?
– Не кто, а что, болван. Сэнди – ураган. На каком ты свете?
– А.
– В новостях показывают, как закладывать двери мешками с песком. Но где, спрашивается, их покупают, эти мешки?
– Я все сделаю, – заверил он. – Я уже еду.
Снова пауза. Он мучительно замер, но она лишь обронила:
– Денни.
– Что?
– Я еще не ответила «да».
– Я понимаю. – Он почти перебил ее, чтобы она не успела взять обратно слово «еще». – Но надеюсь, что вид моей неотразимой персоны произведет должный эффект.
– Да неужели. – Без выражения.
Он зажмурился и ждал.
– Мы уже говорили об этом. Ничего не изменилось. Я ни за что не стану продолжать так, как было раньше.
– Я знаю.
– Я устала. Измучилась. Мне уже тридцать три.
Рядом остановился кондуктор. Денни сел прямо и не глядя сунул ему в руки билет.
– Мне нужен человек, на которого можно положиться, – продолжала она. – Который не будет менять работу чаще, чем другие люди фитнес-клубы. И срываться незнамо куда без предупреждения. И сидеть целый день в трениках да покуривать травку. А главное, у кого не будет вечно плохого, плохого, плохого настроения. Неизвестно почему! Плохое настроение – и все тут.
Денни опять наклонился вперед:
– Послушай, Элли. Ты всегда спрашивала, что со мной не так. Но неужели ты не понимаешь, что я и сам очень хотел бы знать? Всю жизнь спрашиваю себя, просыпаюсь среди ночи и спрашиваю: «Что со мной не так? Почему я только все порчу?» Смотрю иногда на свои поступки и никак не могу их объяснить.
Тишина на другом конце провода стала мертвой, и он испугался, что она повесила трубку. Позвал:
– Эл?
– Что?
– Ты здесь?
– Здесь.
Он сказал:
– Мой папа даже во сне помнит, что мама умерла. Так он говорит.
– Это грустно, – помолчав, ответила Элли.
– Но и я тоже! Я помнил, что тебя нет, каждую секунду, пока был в отъезде.
В ответ – молчание.
– Поэтому я и хотел бы вернуться. Чтобы на этот раз все по-другому.
Молчание.
– Элли?
– Ладно, – согласилась она. – Давай попробуем и посмотрим, как пойдет.
Он выдохнул с облегчением.
– Ты не пожалеешь.
– Как знать, может, и пожалею.
– Не пожалеешь, богом клянусь.
– Но ты будешь на испытательном сроке, понял? А я подумаю. Будешь ждать, пока я окончательно не дам добро.
– Конечно. Без вопросов, – отозвался он. – При первой же провинности ты меня вышвырнешь.
– О господи, не знаю, и почему я такая размазня?
– Мои вещи по-прежнему у тебя в гараже?
– Были, когда я последний раз заглядывала.
– Так что, можно перенести их обратно в дом?
Она не отвечала, и он, крепко вцепившись в телефон, уточнил:
– Это вовсе не обязательно. Если, по-твоему, для начала мне опять надо пожить над гаражом, я пойму.
Элли ответила:
– Пожалуй, вряд ли стоит начинать
Его рука, державшая телефон, расслабилась.
Две девчонки прямо за ним смеялись и не могли остановиться. Они буквально купались в своем хихиканье, беспрерывно прыскали и повизгивали. Интересно, что в их возрасте кажется таким смешным? Другие пассажиры читали, слушали музыку, набирали что-то на компьютерах, а эти две лишь покатывались, замолкали, ловили ртом воздух, а потом снова заходились в хохоте.
Денни обернулся к соседу-подростку, мол, как тому нравится это «ха-ха-ха», но, к своему ужасу, увидел, что мальчик плачет, причем отнюдь не тихими слезами. Нет, он вздрагивал от рыданий, растянув рот в страдальческой гримасе, руки конвульсивно вцеплялись в колени. Денни растерялся. Что делать, утешать или не обращать внимания? Но не обращать внимания бесчувственно. Разве мальчик, столь открыто демонстрируя горе, не просит о помощи? Денни осмотрелся, но никто из пассажиров, похоже, не замечал, что происходит. Денни уставился на спинку переднего кресла и молился, чтобы это прекратилось.
Все в точности так, как когда Стем только появился у них в доме. Он спал в комнате Денни и каждую ночь плакал, прежде чем заснуть, а Денни лежал, молчал, напряженно вглядывался в темноту и старался ничего не слышать.