Катынь. Как и почему гитлеровцы расстреляли польских офицеров

По фильму, который фиксировал ход эксгумации, ясно, что следственная бригада не обнаружила ничего, что могло бы свидетельствовать о принадлежности трупов полякам. Однако через четыре года вдруг выясняется, что были найдены многочисленные «вещественные доказательства», о чем всему миру поведал ксендз Пешковский, успевший издать две книжки. Простодушный и одновременно лукавый ксендз в своих писаниях сообщил любопытную деталь, связанную с раскопками в Медном и под Харьковом. По его словам, основная масса предметов, названных вещественными доказательствами, найдена не в могилах, а в каких-то отдельных ямах и ямках. Выходит, что у поляков перед расстрелом отбирали табакерки, газеты, записки, перстни и_; захоронив расстрелянных, потом выкапывали специальные ямы и ямки, куда и зарывали отобранные у обречённых предметы. Бедный ксендз! В его изложении очень трогательно звучит уверение, что и деревянная табакерка, и газета, и записка, пролежав в иссиня-чёрной жиже 51 год, не истлели, а сохранились так, что их можно было читать «при открытой балконной двери».

Бросается в глаза, что почерк, методы и приёмы, которыми пользовались поляки и их соучастники-следователи в 1991 году, напрямую перекликаются с почерком, методами и приемами немцев в 1943 году под Катынью. Разница лишь в том, что немцы утаивали, а потом уничтожали вещественные доказательства своей вины, в то время как поляки при содействии наших коллаборационистов фабрикуют доказательства чужой вины. Но это разница, которая придает действиям польско-российской стороны еще более гнусный характер. Полякам очень хочется, чтобы их военнопленные офицеры были объявлены жертвами русских, а не немцев. С русских можно потребовать компенсации в евровалюте, а с немцев не потребуешь.

Как мы уже упоминали, в сочинениях российско-польских геббельсовцев можно часто встретить соединенное со страхом и трепетом упоминание об Особом совещании при НКВД СССР, которому приписывают решение о расстреле польских офицеров. Наши демократы всех цветов и оттенков так запугали самих себя и других «внесудебными репрессивными органами тоталитарного режима», что, выдвигая бредовые измышления о зловещей роли Особого совещания в судьбе поляков, не удосужились даже заглянуть в Положение об этом органе. А в Положении говорится:

1. Предоставить Наркомвнуделу в отношении лиц, признаваемых общественно опасными, ссылать на срок до 5 лет под гласный надзор в местности, список которых устанавливается НКВД; высылать на срок до 5 лет под гласный надзор с запрещением проживания в столицах, крупных городах и промышленных центрах СССР: заключать в исправительно-трудовые лагеря и в изоляционные помещения при лагерях на срок до 5 лет, а также высылать за пределы СССР иностранных подданных, являющихся общественно опасными.

2. Предоставить Наркомвнуделу право в отношении лиц, подозреваемых в шпионаже, вредительстве, диверсиях и террористической деятельности, заключать в тюрьму на срок от 5 до 8 лет.

3. Для осуществления указанного в п.п.1 и 2 при народном комиссаре внутренних дел под его председательством действует Особое совещание…

Таким образом, Особое совещание не имело права приговаривать кого-либо к расстрелу, а потому изобретенные нашими геббельсоеца-ми страшилки лопнули как мыльный пузырь и российско-польские клеветники в очередной раз изобличили сами себя. Надо добавить, что никаких «Особых совещаний» на уровне республик, краев, областей никогда и в помине не существовало; оно действовало только при НКВД СССР И еще одна характерная черта Особого совещания: оно всегда контролировалось Прокурором СССР, который имел право при несогласии с его решением принести протест в Президиум ЦИК CCCР, что приостанавливало исполнение решения Особого совещания. Подлость отечественных геббельсовцев состоит в том, что они постоянно прибегают к подмене понятий, к отождествлению Особого совещания при НКВД СССР с «тройками», канувшими в Лету ещё в 1938 году.

Перед фальсификаторами, сфабриковавшими следственное дело о расстреле польских офицеров войсками НКВД, на заключительном этапе возникли, на мой взгляд, две щекотливые проблемы:

1. Как устранить расхождение между утверждением гитлеровцев, объявивших в 1943 году, что в Катыни расстреляно около 12 тысяч польских офицеров, и нынешним российско-польским «расследованием», определившим, что под Медным «расстреляно» 6 тысяч поляков, под Харьковом — 4 тысячи и в Катыни — немногим более 4 тысяч человек.

2. На какой государственный орган Союза ССР возложить ответственность за решение о расстреле польских офицеров, если все попытки притянуть за уши к этому Особое совещание при НКВД оказались настолько несостоятельными, что настаивать на них могут только законченные кретины и законченные подлецы. (Впрочем, если польский президент Квасьневский доволен «расследованием» и излучает по поводу его результатов радость, то мы имеем дело и с теми, и с другими одновременно).