Катынь. Ложь, ставшая историей.

…Итак, единственное, что пока можно с достоверностью сказать о судьбе обитателей спецлагерей — это что они были отправлены в распоряжение трех УНКВД, причем так основательно, что данные о них полностью исчезли из документов УПВ. За что, почему, зачем, что с ними потом сталось? Ответа на все эти вопросы опубликованные документы не дают. Но ни одного доказательства того, что эти люди были расстреляны, из них также не следует. Так что, как тот барон фон Гринвальдус, сидим на камне все в той же позиции, с нулем доказательств вины НКВД. Раз так вышло, придется заняться умозаключениями — может, что и прояснится.

Итак, зачем НКВД понадобились эти сложные эволюции? Почему было тупо не соблюсти международные конвенции и собственное положение о военнопленных? Что помешало?

Помешать, в общем-то, могло только одно. Польско-германская война закончилась, и пленные офицеры с территории, отошедшей к немцам, должны быть возвращены «по принадлежности» — то есть в Третий Рейх. А у тех, кто родом с территории, отошедшей к СССР, еще не решен вопрос о гражданстве — по крайней мере, у поляков, и они могут выбирать, оставаться в СССР или отправиться в Германию. Отпускать же их туда никоим образом не входило в планы советского правительства, вне зависимости от того, являлись ли эти люди потенциальными союзниками или потенциальными врагами.

О том, что дело вовсе не такое простое, как кажется, свидетельствует очень странный приказ Берии начальникам всех трех спецлагерей. 7 марта 1940 года он направил начальнику УПВ майору Сопруненко директиву, в которой приказал составить точные списки содержавшихся в лагерях офицеров, полицейских, жандармов и пр., сгруппировав их по месту жительства, при этом указать точный адрес и состав семьи каждого пленного. Причем не только тех, чьи родные жили на Западной Украине и в Западной Белоруссии — это-то понятно, — но и на отошедших к Германии территориях. А это зачем? Отправлять советских разведчиков «с приветом от мужа»?

Более того, по ходу работы Центр еще и напоминает: внимательнее подходить к делу, проверять, потому что многие семьи, например, ушли с нашей территории на германскую сторону. Создается такое ощущение, что для НКВД эти адреса очень важны. Но зачем?

А вот еще страннее: 16 марта начальник 2-го отдела УПВ Маклярский, находившийся в то время в Осташковском лагере, докладывает в Москву о ходе составления списков — и вдруг выдает фразу, которая поставит в тупик кого угодно.

«На холостых я списки не составляю, прошу сообщить, следует ли после окончания семейных списков составлять на холостых. Я лично считаю, что этого делать нецелесообразно, ибо они никому не нужны будут».

Это как? Кому и зачем нужны семейные и почему не нужны холостые?

В любом случае это явно как-то связано с предстоящей рокировкой. Но как?

Через неделю, 15 марта, всем польским пленным была запрещена переписка. Зачем — непонятно, и без директивного письма наркома не разобраться — а письма нет. В Старобельском лагере, например, после разгрузки лагеря всю оставшуюся от пленных переписку, как входящую, так и исходящую, приказано было сжечь. Новые письма время от времени подвергали той же экзекуции или же они возвращались отправителям с пометкой «адресат выбыл». На запросы родных и Красного Креста просто ничего не отвечали.

«Почтовое молчание» длилось около полугода. В начале сентября пленные из Грязовецкого лагеря решили объявить голодовку. В донесении начальника особого отдела лагеря есть несколько странных пунктов.