Катынь. Ложь, ставшая историей

«„Всё осталось так, как было при немцах. На площадке был установлен барак, который играл роль музея. Музея советских зверств, состоящего из экспонатов, отобранных с немецкой тщательностью. Всё там было сгруппировано, упорядочено и классифицировано, всюду ощущался невыносимый порядок в стиле Третьего Рейха. Книги с золотыми тиснениями и подписями именитых посетителей из-за рубежа, копии решений, ряд фотографий менее известных гостей — и всё это в алфавитном порядке. Бумаги, письма, карандаши, ручки, фотографии, портмоне казнённых и фотографии их трупов также в алфавитном порядке. В алфавитном же порядке список жертв Катыни, разделённый на равные промежутки по принципу принадлежности к одному бараку“.

И именно тогда Катерина испытала самое глубокое удивление в своей жизни. „В стопке на букву „А“ я увидела имя своего дяди, а на букву „Б“ — Збигнева Богусского. Збигнева, расстрелянного в марте 1940… и сидевшего в камере Брест-Литовской крепости с львовскими студентами в… апреле 1941-го?“

На секунду ей показалось, что она сошла с ума. Она кинулась к вещественным доказательствам. „Ящик дяди Христиана был пуст. В отделении Збигнева была его детская фотография и копия письма матери от 6 марта 1940 года. Подпись — его“. И снова — тень безумия: „Я ничего не понимаю“.

Она всё поняла уже через несколько месяцев. Или подумала, что поняла. Вернувшись однажды в Польшу, она встретила фронтового товарища, который был поражён странным обстоятельством — письмом, которое он якобы написал своей матери. В тот момент, когда письмо было написано, он находился где-то в хабаровских рудниках и вряд ли мог писать вообще что-либо. Но подпись под письмом, вне всяких сомнений, была его собственная. „Вот только письмо… Но я никогда не писал его!“

И в этот момент она поняла, что Катынь — дело, целиком сфабрикованное немцами».

Были и ещё уцелевшие. Владислав Швед пишет:

«Достаточно напомнить судьбу выдающегося польского юриста, профессора, подпоручика Ремигиуша Бежанека, числившегося в списках катынских жертв под № 1105, но прожившего в Польше после войны долгую и счастливую жизнь. Немцы в Катыни „опознали“ трупы и других вернувшихся после окончания войны в Польше людей…»[151]

Некоторые данные приведены в интервью с подполковником в отставке Борисом Тартаковским, бывшим офицером Войска Польского (того, которое формировалось в СССР). В 1991 году он написал письмо в редакцию «Военно-исторического журнала». Сотрудник журнала с ним встретился, и вот что рассказал Тартаковский: