Следует заметить, что, если расстрелы польских военнопленных сопровождались выстрелами и криками, которые слышали жители, то налицо полное нарушение инструкции НКВД о порядке производства расстрелов. Согласно этой инструкции приговоры должны были приводиться в исполнение с «обязательным полным сохранением в тайне времени и места приведения приговора в исполнение». Места расстрелов должны были находиться не менее чем в 10 км от населенных пунктов, чтобы в ночное время не было слышно выстрелов и не видно света от костра и фар автомобилей (См. «Р» – значит расстрелять. «Моск. комсомолец». 7 июня 2007 г.).
Следует обратить особое внимание на утверждения катыноведов о том, что польских военнопленных, в нарушение вышеупомянутой инструкции, при расстрелах в лесу не обыскивали и не раздевали. Это более чем странное утвердение, если учитывать, что акция по расстрелу польских военнопленных должна была оставаться тайной навечно и инструкция в данном случае должна была соблюдаться абсолютно.
Однако приходится делать вывод, что сотрудники НКВД делали все для того, чтобы в будущем при раскопках польских захоронений сразу можно было бы установить, кто расстрелян. Как это объяснить?Подобное сторонники официальной версии объясняют тем, что сотрудники НКВД, якобы, боялись бунта польских заключенных и поэтому до последнего момента не хотели их настораживать раздеванием и предварительным связыванием. Но как быть с личными вещами, которых в катынских захоронениях найдено более чем достаточно?! Ведь даже катыновед Лебедева пишет, что при транспортировке военнопленных конвоиры отбирали у них все личные вещи, в том числе и мелкие (См. Лебедева Н.С. Катынь: преступление против человечества. С. 240).
Единственное объяснение подобной ситуации может быть следующим. По некоторым сведениям в июле 1941 г. из лагерей «ОН» была эвакуирована лишь незначительная часть из 8 тысяч пленных польских офицеров. Остальные, после того как лагеря остались без охраны, взломали кладовые и разобрали личные вещи.
Версию о том, что часть пленных польских офицеров весной 1940 г. была передана немецкой стороне, подтверждает следующий факт. В Козельском лагере всем пленным офицерам перед отправкой в распоряжение Смоленского УНКВД были сделаны прививки от брюшного тифа и холеры.
Это было отмечено в ходе немецкой эксгумации в 1943 г. Зачем делать прививки, если их везли на расстрел? На этот вопрос апологеты немецко-польской версии предпочитают не отвечать.Майор армии Андерса Юзеф Чапский, первый летописец катынской трагедии, в книге «На бесчеловечной земле»
писал о том, что, когда польские генералы М.Сморовинский, X. Минкевич и Б.Бохатеревич в апреле 1940 убывали из Козельского лагеря в распоряжение Смоленского УНКВД, лагерная администрация устроила им прощальный обед . Каждому офицеру, покидающему лагерь, выдавалось 800 г. хлеба, немного сахара и три селедки, завернутые не, как обычно, в газету, а в качественную новую серую бумагу. Некоторые исследователи полагают, что это свидетельствует о том, что офицеры возвращались в оккупированную немцами Польшу и русские хотели показать, что и они не чужды цивилизованного отношения к пленным.В этой связи необходимо привести выдержку из рапорта полковника Е.Горчинского от 6 мая 1943 г. в штаб армии генерала Андерса. В нем говорилось:
Итак, как понимать прививки, прощальный обед, сухой паек в дорогу
?! Это все для того, чтобы дезориентировать поляков, что их везут на расстрел, или все же для того, чтобы они в нормальном настроении доехали до Бреста ? Обо всем этом катыноведы предпочитают не рассуждать. Это вновь косвенное подтверждение немецкого следа в катынском преступлении.