Б. Меньшагин показал на допросе в суде, что «связи с Каравинским не поддерживал», что «никаких заявлений по «Катынскому делу» Каравинскому писать не поручал». А затем он сделал заявление, которое никак не влияло на решение суда по рассматривавшемуся делу, и делать которое ему не было необходимости. Он сказал, что «ему, как бургомистру, обстоятельства уничтожения польских офицеров неизвестны. Однако он убежден, что польские военнопленные были расстреляны немецкими фашистами».
Убежденность, как говорится, к делу не подошьешь, она не доказывает факт расстрела поляков немцами. Но на чем-то уверенность Б. Меньшагина была основана? Не на той ли информации, что он получил от фон Швеца? Я хочу обратить внимание читателей на это его заявление на заседании Владимирского суда. Он сказал, что ему неизвестны «обстоятельства уничтожения польских офицеров». И сказал, вне всякого для меня сомнения, правду. Из русских об «обстоятельствах» знали лишь три женщины, работавшие на даче в Катыни осенью 1941 года. Да и то далеко не обо всех. Но Б. Меньшагин во Владимирском суде не стал повторятьто, что он, как позже написал в «Воспоминаниях», говорил на допросах следователям, то есть, что он не знает, кто расстрелял поляков. Почему? Возможно, к тому времени, когда во Владимирском суде слушалось дело С. Каравинского, Б. Меньшагин знал, что следствие располагает неопровержимыми данными о его некоторой осведомленности о расстреле польских офицеров? Впрочем, в системе доказательств убийства поляков немцами причины пересмотра своей старой позиции и осторожного высказывания бывшим бургомистром своего мнения не имеют значения. Важно то, что он еще осенью 1941 года оставил письменное доказательство преступления немцев – в виде уже упоминавшегося мною рабочего блокнота.
Однако ни один зоря даже не обмолвился о мнении бывшего бургомистра, которое он высказал на суде. Ладно, допустим, не знали. Но о блокноте бургомистра упоминается и в Сообщении Специальной Комиссии. Рядовые обличители сталинского руководства, я уже высказывал эту мысль, вряд ли утруждали себя чтением этого документа. Но в среде кандидатов и докторов наук, полагаю, с ним знакома не только интеллектуалка и к тому же литературовед и публицист М. Чудакова. Но, как и все, что не ложится в «линию» гитлеровского министра пропаганды, и этот факт обличители «советских зверств» в упор не видят. Разве это не показательно?
В «Воспоминаниях» Б. Меньшагин мельком называет одну цифру, которая подтверждает, что немцы в Смоленске выполнили указания министра пропаганды и подготовились к посещению Катыни иностранными делегациями. И цифра в системе доказательств расстрела поляков немцами очень важная.
Члены созданной немцами Международной комиссии прибыли в Катынь в последних числах апреля. Члены польской Технической комиссии приехали туда раньше, а три ее члена еще раньше. Из их отчета, из книги Ю. Мацкевича, из многочисленных публикаций на эту тему в российских средствах массовой информации можно сделать совершенно определенный вывод: извлечение тел из могил происходило в присутствии поляков. Отсюда многие читатели должны сделать вывод о том, что немцы, обнаружив могилы, их не трогали и, следовательно, никакой фальсификацией заниматься не могли.
Однако могилы были вскрыты, выше об этом говорилось, еще до приезда первых польских делегаций. Из них было извлечено, как утверждают все документы и почти все авторы всевозможных публикаций, около тысячи трупов.
А вот о чем рассказал Ю. Меньшагин. 17 апреля специалист по пропаганде зондерфюрер Шулле пригласил его съездить на место расстрела. Поехали на следующий день. В лесу бургомистр и его спутники увидели, как «из могил русские военнопленные выгребали последние остатки вещей, которые остались.
А по краям лежали трупы. Ну, число трупов было около пяти-шести с половиной тысяч». Пять тысяч или даже шесть с половиной тысяч трупов! А члены Международной комиссии экспертов сообщают, что к 30 апреля было эксгумировано всего 982 тела. Но если во время осмотра могил Международной комиссии из них было извлечено 982 трупа, а, скорее всего, и меньше, так как эксгумация наверняка продолжалась и во время пребывания судебно-медицинских экспертов в Катыни, то что следует из рассказа Ю. Меньшагина? Да только то, что немцы перед их приездом вновь уложили трупы в могилы. В таком случае напрашивается вопрос: зачем немцам потребовались такие манипуляции с телами убитых? Да только, конечно, для того, чтобы при раскопках кто-нибудь, вроде членов Международной комиссии или польской Технической комиссии, не мог «натолкнуться» на что-нибудь, не соответствующее «немецкой линии».