Катынский лабиринт

Еще один документ, представленный обвинением — протокол допроса военнопленного Людвига Шнайдера от 19 июня 1946 г. Обер-ефрейтор Шнайдер, по профессии химик, работал в лаборатории профессора Бутца, когда тот зксгумировал катынские захоронения. В своих показаниях он упоминает два случая фальсификации результатов лабораторных анализов. В первом случае Шнайдеру было поручено определить процентное содержание закиси железа на лезвии извлеченного из могилы ножа — оно оказалось несколько более 23 процентов, однако Бутц, по словам Шнайдера, «своей рукой исправил цифру, увеличив ее в три раза». Во втором случае Бутц приказал лаборанту Мюллеру подвергнуть кусок мундирной ткани тепловому воздействию до 80 °C и обработке хлористым кальцием; Шнайдеру об этом известно из рассказа Мюллера.

Наконец, был подготовлен (по-видимому, Абакумовым) еще один странный документ, юридическую значимость которого следует признать ничтожной. Это протокол допроса гражданина Нидерландов Франца Йозефа Фердинанда Херверса. В свое время он слышал разговор двух эсэсовцев, из которого следует, что катынские расстрелы — дело рук немцев. Дата допроса Херверса — 2 мая, однако в Нюрнберг протокол попал, как явствует из сопроводительных писем, лишь в самом конце июля, когда судебное следствие по Катыни уже закончилось.

Имелся в распоряжении Смирнова и бесспорный козырь, по о нем позже.

Как обстояли дела у Отто Штамера?

Согласно «Сообщению» советской Специальной комиссии, расстрелы польских военнопленных производило «немецкое военное учреждение, скрывавшееся под условным наименованием «штаб 537-го строительного батальона», во главе которого стояли оберст-лейтенант Арнес и его сотрудники — обер-лейтенант Рекс, лейтенант Хотт». Выяснилось, что штаб подразделения под таким номером действительно располагался в Катынском лесу. на бывшей даче Смоленского УНКВД, правда, командовал им не оберст-лейтенант (т. е. подполковник) Арнес, а полковник Аренс. (Имена и наименование воинской части записаны Специальной комиссией со слов свидетеля А. М. Алексеевой, работавшей в штабе.) Полковник Фридрих Аренс значился первым в списке Штамера. Видимо, именно его присутствие в Нюрнберге заставило советское обвинение воздержаться от вызова Алексеевой: ведь она показывала, что экзекуция совершалась в августе-сентябре 1941 года, а Аренс принял полк лишь во второй половине ноября от полковника Беденка. Рекса найти не удалось, Хотта нашли, но поздно. Оставались непосредственный начальник Аренса генерал-лейтенант Оберхойзер[153] и профессор Навиль. Помогла Штамеру чистая случайность: 7 марта в контору мюнхенского нотариуса Ганса Нобиса явился некто Рейнхарт фон Эйхборн: он заявил, что прочел в «Зюддойче Цайтунг» от 19 февраля речь советского обвинителя (Покровского) и желает дать показания по «катынскому делу». В нотариально заверенном аффидевите Эйхборн свидетельствовал: в районе Катынского леса осенью 1941 года стоял штаб не 537-го строительного батальона, как сказано в акте советской комиссии, а штаб 537-го полка связи; полк «не получал никаких приказов о проведении каких-либо мероприятий такого характера, о котором говорил Обвинитель»: «произвольные мероприятия такого рода со стороны полка немыслимы»; экипировка полка исключает его участие в подобных экзекуциях. В заключение фон Эйхборн ссылался на начальника разведотдела штаба армий «Центр» генерал-майора Рудольфа Кристофа фон Герсдорффа, который может подтвердить его показания. Фон Герсдорфф действительно полностью подтвердил слова Эйхборна. Его показания были представлены суду. Эйхборн был вызван в Нюрнберг для перекрестного допроса. А затем Трибунал решил ограничиться тремя свидетелями от каждой из сторон. И Штамер отказался от услуг профессора Навиля.

Заметим, что защита представила окончательный список свидетелей за несколько недель до судебного заседания, обвинение же держало свой список в секрете, и огласил его Руденко лишь в самый день суда, и то по настоянию защиты.

1 июля 1946 года. К свидетельскому пульту приглашается Фридрих Аренс.