Кавалер багряного ордена

Владимир Митрофанович Корнев был коммунист с большим, еще дореволюционным, стажем. Проверенный борец за чистоту партийных рядов. Человек нрава строгого, но справедливого, уважаемый подчиненными и угодный начальству. Но даже у этого замечательного человека было одно патологическое пристрастие. Даже не пристрастие, а скорее, как сказали бы в империалистической Британии, хобби. Товарищ Корнев, с детских лет мечтавший стать сыщиком, имел неудержимую тягу к проведению «служебных расследований». Подобные мероприятия проводились в Н-ском НКВД по малейшему поводу, а порой и без такового именно для того, чтобы этот самый повод выявить. Единственное, что утешало участников таких изысканий, так это то, что преследовали они в первую очередь благородную цель установления истины, а уж только потом — придания ей официального статуса. Именно в отсутствии бюрократической процедуры и состояло, по стойкому убеждению Корнева, различие между расследованием формальным и «служебным». Конечно, после появления «нового» доктора Борменталя и исчезновения его коварного лжепредшественника служебное расследование стало просто неизбежным.

Прошкин ерзал на стуле, как двоечник, единственный раз в жизни выучивший урок. Хотя опасаться, что его знания останутся невостребованным, было бы наивно, поскольку лиц, призванных докладывать Корневу об итогах служебного расследования, ввиду высокой конфиденциальности происшествия было всего двое. Сейчас они сидели за длинным столом в прохладном кабинете Корнева и готовились к докладу в ожидании руководителя. И были это сам Прошкин и Саша Баев.

Наконец Корнев вернулся в кабинет с графином, наполненным водой, торжественно установил его на поднос, уселся и кивнул Баеву:

— Говори, Александр Дмитриевич, вроде пограмотней будешь…

Баев извлек из шоколадно-коричневой кожаной папки с золотистой застежкой блокнот, обтянутый такой же кожей, с оправленными золотистым металлом уголками, и начал говорить, изредка подглядывая в записи. Сразу стало понятно, что блестящей карьеры Саше Баеву избежать не удастся. Он начал издалека: как водится, помянул и международное положение, и постановления Советского правительства, и материалы Партийного пленума, к месту процитировал и товарища Сталина, и товарища Молотова. Корнев Сашу не перебивал, только незаметно для него бросил Прошкину взгляд: мол, и мы ж не вчерашние, политинформации по понедельникам проводим. Потом, отпив воды, как настоящий лектор, Саша начал перечислять бесконечное количество ведомственных и межведомственных приказов, писем и инструкций, пункты и параграфы которых определяют порядок учета граждан, допускаемых в здание УГБ НКВД, а также устанавливают формы журнала регистрации, многоразовых и одноразовых пропусков… Прошкин даже заметки на листочке делать начал: как неисправимый практик, он редко читал инструкции и об их содержании знал большей частью по докладам подчиненных.

Наконец Баев прервал свой познавательный монолог, снова отпил воды и подытожил:

— Журналы регистрации велись в полном соответствии с указанными документами, не имеют подчисток и исправлений. В числе лиц, указанных в журналах, Генрих Францевич Борменталь не значится. Этой фамилии нет также в перечне обратившихся за постоянным пропуском, что соответствовало его статусу участника специальной группы, не являющегося штатным сотрудником НКВД. Нет этой фамилии даже среди получавших разовые пропуска.

— И как же Генрих Францевич, или как уж там его звали, попадал в здание и неоднократно участвовал в заседаниях группы? Мы ведь все трое его собственными глазами видели! — оживился скучавший во время длинной преамбулы Корнев.

Баев скромно улыбнулся:

— Вынужден констатировать: имеется возможность несанкционированного доступа в здание местного Управления ГБ НКВД, — и тут Баев поведал про некое отверстие, через которое при желании и элементарной сноровке можно очень даже легко проникнуть в здание из внутреннего двора, минуя пост охраны. Больше того, бесконтрольно влезть в сам внутренний двор можно между двумя изогнутыми руками неких злонамеренных элементов прутьями забора.

Прошкин едва не фыркнул: ну вот, народный следопыт, тайную тропу нашел, да через этот лаз не один год рядовой состав бегает за пивом для руководства или еще по каким почти производственным надобностям. Прошкин уже рот раскрыл, чтобы указать на тот факт, что такие субтильные типчики, как Баев или тот же старшина Вяткин, могут, конечно, сквозь это отверстие просочиться, а вот людям посолиднее пролезть сквозь узкую щелку, не измазавшись совершенно в глине и известке, будет затруднительно, а что уж говорить про полноватого субъекта вроде этого бородатого Генриха… Но Прошкин промолчал, потому что дальновидный Корнев больно наступил ему под столом на ногу и только спросил у Баева, придав лицу заинтересованное выражение:

— И каковы же геометрические характеристики этого… э-э-э… отверстия, или, выражаясь по-простонародному, лаза?

Баев высоко взметнул артистические брови в порыве негодования:

— Понятия не имею!