Кавалер умученных Жизелей

Ей было ясно – человек нормальный. И не обложка на журнале, а живой. А об обложке на журнале потому, что все в нем отдавало совершенством. «Он, прям, как Чехов. И душа, и мысли», – напомнил о себе багаж ЕГЭ. Случайный спутник оказался очень молод. Быть может, старше Кати лет на пять. Безукоризненно одет: льняной костюм, и супермодная ковбойская рубашка. Пострижен – каждый волос к волоску. Невольно бросила:

– Чем я могу помочь?

– Мне бы хотелось находиться с вами рядом.

– То, что вы рядом, не мешает мне.

Вдруг в памяти возник и зазвучал дуэт слепой принцессы Иоланты с тем рыцарем, (как будто – Водемон.) «Ты говоришь так непонятно» – пела дева. Рыцарь пропел: «Творец! Она слепа!».

И тут же, чтоб не выглядеть слепой, Катя озвучила строку из интернета.

– Малевич верил, что искусство выше, чем достижения науки и труда. Искусство вечно, никогда не устареет.

– Простите, может так и говорил, я лозунги не очень уважаю. Звучит, как будто Ленин о кино. В его полотнах – там мировоззренье.

Тут было время или кончить разговор, или пустить его в другое русло. И господин прочувствовал мгновение.

– Меня зовут Антон Уланов, я дизайнер.

– Екатерина, будущий студент.

– Вам это имя исключительно подходит.

Звучало непонятно, но как факт. Какая разница, когда приятно слушать. «Супрематизм» Малевича своею простотой лелеял неразгаданную тайну. И разве ждал ответа Даниил, когда воскликнул: «Эй, Казимир! Где стол твой?».

Возникло чувство, будто бешеный поток несет Екатерину к водопаду. Вдали гудел обрыв блестящих струй, нимб радуги стоял у горизонта. А этот спутник, Катя поняла, смотрелся как Антонио Бандерас. И будто предлагал свой самолет, чтоб улететь туда, где много счастья.

Антон на улице спросил, что будет дальше. Готовый выслушать любые пожеланья. И было видно, что задача по плечу.

– Мне, видимо, уже пора домой.

– Вы разрешите, я вас провожу. Ведь я сегодня подошел к вам не случайно.

«Лэнд Ровер» и снаружи был хорош, ну а внутри казался совершенством. Прохлада кожи царственного кресла и чудо шелестящего скольжения дарили Кате ощущение покоя, как будто было так, и есть, и дальше будет. И вовсе не казалось Кате странным, что искренне рассказывал Антон.

– Встречал я этот день, нагаданный цыганкой. Нет, это не была гадалка с улицы. Цыганкой была странная попутчица, когда летели рейсом «Рим-Москва». С тех пор уже прошло четыре года, а я всё помню, все её слова. И, как она наказывала – ждал. Мы шли через грозу и турбулентность, когда все небо ямами изрыто. То камнем вниз, а то ракетой вверх. Она сидела рядом, замерла. Склонила голову, прижала подбородок. Не знаю, что её тогда подвигло, чтоб руку положить поверх моей. И дальше, в протяжении грозы, так за руку со мной и просидела. Что означать могло её пожатье? Наверно, для неё не просто так. А я весь страх перед стихией потерял. Как не со мною это происходит. И вдруг она сказала: «Вот и всё. Сейчас, уже совсем, через минуту». Разжала руку и откинулась на кресле. Вдруг стало удивительно спокойно. А лёту оставалось полчаса.

– То, что цыганка, было очевидно. Так представляют театральный персонаж. Как только прозвучало: «Подлетаем», она сказала важные слова:

– Я по ладони, что была в моей руке, хочу сказать, что будет в твоей жизни.

И вот что мне она тогда сказала:

– Я только тебе главное открою. Жениться ты особо не спеши. Все девушки вокруг – не для тебя. В двадцать пять лет, и точно – в день рожденья, ты встретишь настоящую любовь. И будет девушка твоя, как ты в квадрате. Конечно же, ты можешь мне не верить. Но мой тебе совет – не забывай.

– Сегодня день рожденья моего. Пойдет отсчёт двадцать шестого года.

Антон все рассказал единым духом. Поездка тоже двигалась к концу. «Лэнд Ровер» оказался возле дома, в салоне был особый чудный мир.

И девушка надумала тогда на откровение ответить откровеньем.

– Я вам стихотворение прочту, которое мне в жизни помогает.

Проникновенно, с безупречностью звучанья, певучим голосом, со вздохом начала: