Кавалер Золотой звезды

— Лучшего ей и желать не надо. И скажу я тебе, что Семен — парень славный, смирный, со старшими обходительный. Он бы и с нами жил, да только Анфиса не желает. Молодая, а уже захотела стать хозяйкой. «Будем строить свою хату», — вот и весь ее разговор. Не хочет жить со стариками. — У Ниловны снова задрожали и скривились губы, а глаза затуманились слезами. — А дура Анфиса. Она того и не знает, как трудно нынче строиться. Весной саман надо делать, а там стены ставить, мазка, потолок накладывать, побелка. Какую силу нужно, а Анфиса — ты только, сынок, молчи, уже затяжелела Анфиса, к лету будем ждать внучонка. Какая же из нее будет работница? Как же тут хату строить?

— Ничего, мамо, Семен и сам управится.

— Зачем же, скажи на милость, семью нашу разделять? Ну и жили бы с нами. Гуртом жить легче, да и мы с батьком жильцы на этом свете уже недолгие. Останемся на старости лет вдвоем, и некому за нами присмотреть. Ты в большие начальники пошел, по месяцу дома не бываешь, — Ниловна вытерла глаза, — а дочка свое гнездо свивает.

— Мамо, вы не печальтесь, — успокаивал Сергей Ниловну. — В обиде мы вас не оставим, а что Семен и Анфиса мостят себе гнездо, так в этом виноват, мамо, я. Это ж я побеспокоился, чтобы фронтовикам дали планы, вот и Семен сразу разбогател. — И Сергей, желая переменить разговор, спросил: — А где же батя?

— В правлении сидит день и ночь. Все Артамашова ревизует, через это и дома не живет.

— Мамо, приготовьте позавтракать мне и Ванюше, — сказал Сергей, вставая, — а я покамест побреюсь.

— Иди, сынок, в ту комнату, там и зеркало, а я тебе горячей воды принесу.

Сергей сидел перед зеркалом и с удивлением смотрел на свое худое и густо заросшее бородой лицо. Таким мрачным и изнуренным он себя еще не видел. Глаза стали большие, щеки заметно ввалились, брови сделались и чернее и шире — они хмурились и тяжело свисали над устало-грустными глазами.

«Мне бы отоспаться, — подумал Сергей, чувствуя тяжесть в веках. — Я чертовски хочу спать. Побреюсь, поеду к Ирине и у нее отосплюсь».

Ниловна принесла в кружке горячую воду и присела рядом на стул. Сергей разводил мыло, накладывая помазком белую пену на щеки, а Ниловна смотрела на него и изредка вздыхала.

— Сережа, — сказала она тихо, — тебе там тяжело?

— Нет, мамо, совсем не тяжело.

— Ох, обманываешь! Отчего ж ты так переменился? Похудел и как бы дажеть почернел. Небось и недоедаешь и недосыпаешь?

— Вот это, мамо, бывает.

Ниловна только сокрушенно покачала головой и с той же грустью в глазах смотрела на сына.

— Женился бы ты, Сережа, — заговорила она, — вот оно тебе и легче жилось бы. Как там ни говори, а жена и постель приготовит, и обед сварит, и чаю согреет.

— Женюсь, мамо, — сказал Сергей, заглядывая в зеркало. — Вот только подуправлюсь с делами.

— На Ирине Любашевой?

— На ней, мамо.

— Так чего ж ты смеешься над девушкой?

— О чем это вы, мамо?

— А все о том же. — Ниловна с упреком посмотрела на сына. — Ты перед матерью не хитри. Все бабы в станице только и балакают о том, что Ирина тебе неровня.

— Мне-то какое дело до этих разговоров?

— А такое дело, что бабы зря языками чесать не станут. Знать, есть тому причина. Как же это так — неровня? Да ты на себя посмотри: какого ты роду и племени? Родители у тебя простые люди. Да и ты такой же, только моли бога, что на войне так высоко продвинулся и, сказать, уму-разуму набрался. Так зачем же унижать других, наших же станичников?

— Да никого я, мамо, не унижаю.

— Помолчи да послушай, коли мать тебе говорит, — строго сказала Ниловна. — Ирина как раз и есть тебе пара. Погляди на нее, какая славная девушка. И красавица первая в станице, и работать умеет, и чистуха, и у печи станет — все, все умеет делать, потому что мать ее всему научила. С такой женой жить да радоваться. С людьми она обходительная, да и грамотная, в школе училась. Грех тебе, Сережа, не любить такую девушку, а тем паче насмехаться над ней.

— Да откуда вы все это взяли? — с удивлением спросил Сергей.

— Сама Ирина мне высказала. Мы с батьком ходили к Марфе Игнатьевне. Думали посвататься, а вернулись с «чайником».

— Так вы уже там были? Вот это совершенно зря. Я вас об этом не просил.

— Велика важность. В таком деле батька с матерью и просить не следует, они и сами знают, что им делать. А с Марфой Игнатьевной мы вели свой родительский разговор, и согласие промеж нас было душевное. Мы уже и выпили и разговорились, а тут приходит Ирина. Вижу — в слезах и в горе. Стала я ей ласковые слова говорить, невесточкой своей назвала, а она смотрит в землю и молчит. А потом сказала.

— Что ж она сказала?

— «Ежели, говорит, вашему сыну я не пара, то передайте ему, чтобы он ко мне не приезжал, я его и видеть не желаю».

— Меня? — Сергей даже приподнялся.

— А то кого же? Не меня. «А вам, говорит, тоже делать у нас нечего». С тем мы и ушли. Нехорошо так, сынок.