Кавалер Золотой звезды

— Спор? — удивился Федор Лукич. — Разве я сказал, что мы спорили? Нет, был обыкновенный разговор о текущих делах. Ну, поедем, прокачу по Кубани!

От такого приглашения Сергей не мог отказаться. Федор Лукич любезно взял его под руку (сапоги заскрипели решительно) и повел к машине.

— Савва Нестерович! — крикнул он, усаживаясь. — А ты форсируй подготовку к уборке. В понедельник заслушаем на исполкоме. — Вытер платком, величиной с полотенце, мокрый лоб, красную шею и сказал шоферу: — А ну, белая голова, возьми курс на Краснокаменскую!

Ванюша хорошо знал дорогу. Машина юркнула в тенистый переулок, точно в лесную просеку, на головы пассажиров градом посыпались недоспелые абрикосы, сзади закружилась пыль, и вскоре Верблюд-гора осталась позади.

Сразу же за горой открывалась равнина, а вдали чернел гребень гор, до половины скрытых сизым маревом… Чудесна была низменность в ярких красках лета! Сперва взор радовала толока — зеленый кушак вдоль посевов; затем тянулись бахчи — короткие серебристые плети арбузов еще не укрыли землю; темной стеной стояла лесозащитная полоса, а за ней, к самому подножью гор, растекалась бледная зелень кукурузы.

Когда машина разрезала и толоку, и бахчи, и лесозащитную полосу, и кукурузу, а Федор Лукич крикнул: «Пшеница «Буденного»!» — перед глазами вдруг встала светло-зеленая стена, и Сергея так поразил ее вид, что он даже приподнялся. Нет, нет, — это было не море! Как же можно сравнить эту светло-зеленую, с золотистым оттенком гладь с морем? Да, это было царство колосьев, вставших над землей такой густой щетиной остюков, что по ним можно было ходить, как по натянутому парусу! И колыхались они не от ветра, а оттого, что зерна в них уже наливались молочным соком, — чем дальше от дороги, тем сильнее волновались колосья, тем величественней были их изгибы, тем ярче блестели на солнце то вздымающиеся, то спадающие волны.

— Хлеб! — значительно произнес Федор Лукич. — Да ты посмотри во все стороны! Вот этим хлебом Савва и козыряет. Но это же посев буденновцев. А что у соседей? На это и приходится ему указывать. А он кипятится. Самонравный, как норовистый конь. Надо признаться: мы в том сами повинны. Избаловали. Парень способный, мы с ним и нянчились, как с малым дитем. Всю войну на броне держали, жалели. Когда мы были в эвакуации за Тереком, он просился в партизаны. Тоже не пустили. Так что пороху он не нюхал, винтовку в руках не держал, а тоже лезет в герои: дескать, тыл крепил!.. Придется тебе немножко сбить со своего друга тыловую спесь. Расскажи ему, как воевал, да так расскажи, чтобы понял, сколько пролилось крови на войне.

— А в чем все-таки дело? — спросил Сергей.

— В никчемной мечтательности. — Федор Лукич даже засмеялся своим приятным смехом и потрогал пальцем роднику на губе. И если б он мечтал о реальном, это было бы еще терпимо, а у него получаются не мечты, а чистые грезы, ей-богу! Задумал сотворить в Усть-Невинской земной рай. А кому нужна эта фантазия? И он убежден, что Усть-Невинская, как, допустим, Москва, — одна во всем свете. А таких станиц только в нашем районе десяток, а на Кубани наберется их более двухсот. Сама логика, дорогой друг, нам подсказывает: коль скоро мы вступили в новую пятилетку, то надобно все станицы вести в одном строю, чтобы они шли, как полки, — никто не смеет лезть вперед и забывать о соседе.

— Что-то все это мне непонятно, — сказал Сергей. — Если вы хотите приравнять станицы к полкам, то не забывайте, что на фронте именно те полки, которые рвались вперед, проявляли инициативу и увлекали за собой соседей, всегда были в почете, назывались гвардейскими. Да что там полки! Взять мой танковый экипаж. За что я получил звание Героя? Да за то, что в бою был впереди.

— Верю, даже охотно верю, — перебил Федор Лукич. — И полки, и твой экипаж рвались вперед, наседали на врага и делали доброе дело. Но то была война! Кочубей, как известно, тоже не зевал и знал, что такое штурм, внезапность и натиск. А у нас плановое хозяйство, и тут нечего пороть горячку. А через это с Саввой беда! Ну, ничего, мы скоро заслушаем его на исполкоме, и весь этот пыл с него спадет.

— Вот уж это зря, — возразил Сергей. — Надо поддержать Савву. Ведь цель-то у него хорошая!

— Да ты что же, в заступники к нему приписался? — искренне удивился Федор Лукич. — Да знаешь ли ты, какая у него цель? А я знаю. Выдвинуться, показать себя.

— Не понимаю.

— Тут и понимать нечего. Ему хочется, чтобы Усть-Невинская чем-нибудь выделялась. А другие станицы? А весь район? Савва уже радуется, что у него будет электричество, а у соседей не будет. Вот оно, брат, какая штука.

— А почему бы и не порадоваться электричеству?