– Вы совсем меня захвалили! Знаете, Галя, скорее я должен говорить вам комплименты и восторгаться вашей красотой, а выходит наоборот, – улыбаясь, промолвил молодой казак.
– Вы думаете, что я говорю вам комплименты? Нет, я девушка простая и говорю только то, что у меня на сердце.
Их позвали завтракать. Добрая полковница усердно принялась угощать своего гостя.
Чего-чего не стояло только у хлебосольной хозяйки на столе!
Хорошо и весело жилось Наде в доме полковника Смирнова. Самого его не было, он скоро уехал в полк, а хозяйничали в доме Марья Дмитриевна и Галя; обе они наперерыв старались угождать своему гостю, были с ним предупредительны.
Но вместе с тем как-то недоверчиво посматривали на молодого казака; они как будто догадывались, что под казацким грубым мундиром скрывается не мужчина, а женщина.
В своих записках Н. А. Дурова пишет: «В конце концов я не находила уже никакого удовольствия оставаться в семействе полковника, но с утра до вечера ходила по полям и виноградникам… Я очень хорошо видела, что казацкий мундир плохо скрывает разительное отличие мое от природных казаков».
Веселая и любопытная Галя, чтобы узнать настоящий пол молодого казака, решилась на смелый поступок. Она воспользовалась отсутствием Нади и спряталась в ее комнате за портьеру у двери. Ждать ей пришлось немало времени.
Наконец молодая женщина пришла, усталая, измученная. Надя положительно не расставалась с своим Алкидом, рыская по беспредельным донским лугам и полям.
Она отказалась от ужина, заперла дверь своей комнаты и стала раздеваться.
Представьте положение бедной Нади, когда перед ней неожиданно очутилась Галя.
Надя схватила казацкий мундир и хотела его надеть, но Галя ее остановила:
– Не трудитесь, зачем? Теперь я все знаю. Догадка моя оправдалась, – с добродушной улыбкой проговорила она.
– Вы подсмотрели, Галя, это недостойно вас! – упрекнула Надя молодую девушку.
– Простите! Но мне так хотелось узнать, кто вы. Мама и вся наша дворня в один голос говорили, что вы не мужчина, а женщина. И вот я, чтобы проверить…
– Вы решились подсматривать. Нехорошо!
– Простите меня!
– После этого мне часа нельзя оставаться в вашем доме. Я сейчас же уеду.
– Зачем? Я не пущу вас.
– Ах, Галя, если бы вы знали, какое вы мне сделали зло! Ведь теперь все узнают, что я женщина.
– Что вы, что вы! Я никому не скажу.
– Полноте!
– Право же, не скажу.
– Теперь прощай все мои мечты!
– Хотите, я поклянусь, что никому не скажу: ни папе, ни маме.
– Зачем клятвы!
– Нет, я поклянусь.
– Я верю вам, Галя; вы, добрая, хорошая, и не захотите моего несчастья.
– Позвольте мне вас обнять и поцеловать, теперь ведь это можно?
Галя крепко обняла Надежду Андреевну.
– Вы девушка? – спросила Галя.
– Нет, я замужняя.
– Такая молодая и уже замужем? А как вас звать?
– Надеждой.
Дурова, теперь не считала нужным скрываться перед молодой девушкой.
– Ах, какое хорошее имя! Вы не рассердитесь на меня, если я стану вас звать Надей.
– Пожалуйста.
– Скажите, Надя, зачем вы нарядились по-казацки? А впрочем, этот мундир вам очень к лицу. Ведь я чуть в вас не влюбилась, право!
Галя звонко рассмеялась.
– Какая вы, Галя, веселая! – молвила Надежда Андреевна.
– Что же мне скучать? Итак, скажите, зачем вы нарядились казаком?
– Вас это интересует?
– Очень.
– Хорошо, Галя, я расскажу вам историю моей жизни, только с условием.
– С каким?
– Вы никому не скажете, что я женщина.
– Принимаю ваше условие. Хотите, поклянусь!
– Я верю вам, Галя, и без клятв. Теперь слушайте меня.
Н Надежда Андреевна рассказала молодой казачке историю своей жизни такого содержания.
IV
Отец Надежды Дуровой, как уже мы сказали, был ротмистр. Он тайком женился на дочери богатого полтавского помещика, по фамилии Александровича.
Старику не хотелось выдавать дочь за «москаля», и Дуров венчался тайком в одной из сельских церквей.
После венца молодые уехали в Киев. Молодая жена Дурова, Марфа Тимофеевна, писала отцу, просила у него прощения, но нравный старик тогда только помирился с дочерью, когда пошли у нее дети.
Первенцем у молодой четы была Надя. Мать с самого рождения ее невзлюбила, так как ей хотелось сына. Между тем отец души не чаял в маленькой Наде. Когда ей было всего только четыре месяца, он отдал ее на попечение фланговому гусару, старику Ахматову. Старик гусар тоже крепко полюбил малютку Надю и вполне заменял ей няньку.