Читаем Кавказ полностью

Храм огнепоклонников в Сураханах Дюма описал исчерпывающе. Азербайджанское название храма — Атешгях. Атешгях воспринимается как памятник и символ советско-индийской дружбы. Действительно, находясь в Сураханах, нередко забываешь, что ты не в Индии: вокруг надписи на хинди, индийские орнаменты, часто повторяемое слово «Индия». Редкий турист, приехавший в Азербайджан, не посетит Атешгях. А посетит — на всю жизнь запомнит это экзотическое место. Как запомнил его и Дюма.

До середины XIX века Баку был грязный и нищий городок, продуваемый каспийскими ветрами и засыпаемый песками. В год посещения его Дюма здесь проживало около 14 тысяч жителей.

Сейчас этих ужасов нет. Баку красив, озеленен, воздух тут чистый и свежий. Город-сад, город-жемчужина. Вода в Бакинской бухте чистая, есть много прекрасно оборудованных пляжей. В летние дни здесь яблоку негде упасть. Сейчас в этих местах создана курортная зона.

Дюма красочно описывает, как в честь его прибытия подожгли море. Возможно ли такое? Специалисты подтвердили, что теоретически возможно.

Из Баку Дюма отправил в Париж письмо.


«Баку — бывшая Персия, ныне

Азиатская Россия.


Дорогой Мери!

Я прочел в одной русской газете, что в Париже и даже во Франции распространился слух о моей смерти и что этот слух огорчил моих многочисленных друзей. Газета забыла прибавить, что это самое известие обрадовало моих многочисленных врагов, но это само собой понятно. Однажды вы уже опровергли от своего имени подобное сообщение обо мне; в этот раз напечатайте от моего имени, что я не так глуп, чтобы расстаться с жизнью столь преждевременно.

Мне было бы тем более тягостно, мой друг, прервать путь во Францию, что я совершаю чудное путешествие, такое чудное, что если бы я действительно умер, то готов был бы являться ночью, чтобы рассказывать — подобно св. Бонавентуре, который, правда, в сравнении со мной имел преимущество быть святым, что значительно облегчает восстание из мертвых — являться, чтобы продолжать мои прерванные мемуары.

Пишу вам из Персии, из России, не знаю — откуда, вернее из Индии.

Друг мой, я нахожусь в самой настоящей Персии. Сейчас Зердуст, Зорадот, Зеретостро-Зароастр, наконец, смотря по тому, как вы хотите его именовать — по-персидски, по-пехлевски, по-зендски или по-французски — мой пророк, а огонь, окружающий меня, — мое божество. Подо мной земля горит, надо мной вода горит, вокруг меня воздух горит, все это могло дать повод к уверенности, что не только я уже умер, но даже подобно Талейрану, нахожусь уже в аду.

Объяснимся: злые языки могут утверждать, что я нахожусь здесь за свои грехи, тогда как я здесь для своего удовольствия.

Вам, дорогой Мери, всезнающему, известно также, что Баку, благодаря своим нефтяным колодцам, почитается гебрами как место священное. Эти колодцы представляют собой нечто вроде предохранительных клапанов, позволяющих Баку относиться пренебрежительно к землетрясениям, опустошающих его соседку — Шемаху; и так, я нахожусь среди этих колодцев, из которых около 60 объято пламенем вокруг меня и имеют вид вулканов, ожидающих по распоряжению общества «Кокорев и К°» превращения в свечи. Титан Анселад собирается намалевать вывеску, титан становится бакалейщиком, — что ж тут такого, — во Франции бывают эпохи, когда бакалейщики становятся титанами, — во всяком случае, нет ничего более оригинального, как этот пылающий храм, который я видел вчера, если не считать этого пылающего моря, виденного мною сегодня.

Представьте себе, мой друг, что эти самые газы, проходящие по трубам в 5 тысяч лье и воспламеняющиеся на поверхности земли, чтобы подогреть труп гебрской религии, проходят тот же путь плюс 15 или 20 футов через воду, чтобы воспламениться на поверхности моря.

Все это было совершенно неизвестно, замечали только кипение в волнах, вызывавшее всеобщее недоумение, — чувствовали запах нефти, точно в вестибюле Этны или в коридоре Везувия, до тех пор, пока один неосторожный капитан, плавающий среди этих вихрей, измерявший глубину вод и принимавший это явление за миниатюрный Мальстрем, не бросил в воду зажженную бумагу, которой он закуривал сигару; море, ожидавшее в продолжение 5 тысяч лет этого воспламеняющего момента, загорелось на протяжении полулье, и капитан, воображавший себя на Каспии, оказался на Флегетоне. К счастью, подул с запада ветерок, давший возможность спастись от громадного морского котла, в котором варится суп из осетрины и тюленей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары