Кавказ

Едва доктор кончил завтракать, как какой-то чеченец вышел из-за кустов с ружьем в руке. Он остановился шагах в пятидесяти и на чеченском языке обменялся несколькими словами с наибами. Он возвестил им, что казаки, которых они видели, убили одного горца и увели двух лошадей: дым служил сигналом тревоги; но уже было поздно.

В то время, как чеченцы собирались, казаки вступили в крепость.

Пока чеченец и наибы рассуждали об этом происшествии, доктор хотел было пробраться дальше, чтобы нарвать малины, но наибы попросили его не отходить от них; появление его в горах содержалось в тайне, и одежда могла его выдать, тогда ему несдобровать, — по доктору могли и выстрелить.

В четыре часа пополудни они снова пустились в путь и переправились через Акташ, минуя два аула, из которых один называется по имени этой же реки, а другой Юрт-Анк. Почти за версту от последнего аула в Акташ впадает река Саласу и делает крутой поворот к северо-западу. В центре поворота возвышается гора, на склонах которой построены два аула — Аргар-Юрт и Белларт-Гарганш[242].

Дорога до Аргар-Юрта, более или менее удобная, за этой деревней практически исчезла: пришлось спуститься в реку и следовать по ней.

Уже вечером они оставили русло Акташа и въехали в лес, что на левом берегу. В десять часов во мраке показалось несколько огней, это были огни аула Оньек. Ориентируясь на огни, направились в аул и скоро въехали в него. Главная улица была полна народу. Лазутчик известил, что какой-то русский, сопровождаемый тремя горцами, приближается к аулу, и все жители были на ногах. Тотчас раздались крики: «Гяур! Гяур!». Лица горцев приняли грозное выражение, но наибы успели объяснить жителям, что путешествие доктора совершенно мирное.

Прибыли в дом, где предполагали провести ночь; хозяин вышел навстречу доктору и, переговорив с наибами, сделал г-ну Пиотровскому знак следовать за ним. Он ввел его в комнату и, указав на угол, приветливо сказал ему: «Сядь там». Затем он вышел, заперев дверь и унося с собой ключ. В этой комнате оказалась, к великому удивлению доктора, женщина с ребенком лет четырех. Благодаря огню, у которого она сидела, доктор разглядел, что женщина молода и красива. Доктор оставался почти час в обществе этой женщины. Но потому ли, что она не понимала по-русски, или потому что ей велено было оставаться немой, она не отвечала ни на один из вопросов доктора.

Наконец воротился хозяин дома с одним из наибов. Они сделали знак доктору, чтобы шел за ними. Складывалось впечатление, что эти люди говорили только тогда, когда это было необходимо. Миновав какую-то дверь, доктор оказался в другой комнате, которая не была освещена. Хозяин опять запер дверь, на этот раз изнутри, и, подойдя к камину, где заранее были приготовлены дрова, развел огонь, при ярком свете которого доктор догадался, что он находился в комнате, где азиатцы принимают гостей. Здесь была и постель; доктор, крайне утомленный, лег и тотчас заснул.

Проснувшись утром, он увидел, что один из его наибов разговаривал с другим наибом, ему неизвестным. Последний имел на себе две звезды, пожалованные ему Шамилем. Действительно, вновь прибывший был прислан имамом для сопровождения доктора на всем остальном отрезке пути. Он советовал доктору надеть другой костюм, чтобы из военного медика превратиться в простого горца; впрочем, особых затруднений в этом не было — платье было уже приготовлено.

Завтрак состоял из чая, сыра и татарских лепешек. В девять часов утра привели лошадей с проводником: и лошади и проводник были новые. Дорога до деревни Амави тянулась вдоль берега Акташа. В Амави снова переменили проводника; этот сопровождал доктора пешком. Из Амави поднялись на Гумбетский хребет, куда прибыли после получасовой ходьбы. По дороге путешественникам встречались большие стада баранов и быков.

С Гумбетского хребта заметны были Каспийское море и Кавказская линия до Георгиевска, где-то в тумане виднелся Моздок. Панорама была великолепная и заставила доктора на минуту забыть утомительность путешествия.

Перебираясь с одной вершины на другую, достигли наконец высшей точки хребта. Там доктор невольно попятился: гора была отвесная — и это над пропастью в две тысячи футов!

— Где дорога? — испуганно промолвил доктор.

Горец, наклонившись над пропастью, так, что верхней половиной своего тела почти повис над пустым пространством, сказал:

— Вот здесь, — и показал на тропинку, извивавшуюся под ним вдоль скалы. Не было никакой возможности следить глазом за тропинкой; в некоторых местах она совершенно терялась из виду. Нечего было думать и о том, чтобы спуститься по такой дороге верхом; доктор оставил своего коня, пустив его пастись на траву; и, собрав все свое мужество, решился спуститься в пропасть. Его била дрожь даже тогда, когда впоследствии он рассказывал об этом страшном спуске.

Проводник шел впереди, за ним доктор, за доктором наиб. Во избежание головокружения доктор иногда оборачивался.