Кавказ под управлением князя М. С. Воронцова (1844–1854 гг.)

М. С. Воронцов, не желая открыто противоречить высочайшей воле, старался мягко предупредить Петербург о том, что столичные идеи и упования не находят отклика в кавказской армии. Несмотря на это, он, верный слову и долгу, выполнит все предначертанное ему, в этом не должно сомневаться, даже вопреки царящему вокруг несогласию: он с государем. Но, если все же не будет успеха, который в воле Бога, то после исполнения высочайшей воли он перейдет к иным действиям, сообразным местным кавказским условиям.

Сомнения, однако, не проходили и продолжали угнетать М. С. Воронцова по мере приближения сроков выступления в горы. Тяжесть ответственности перед императором и теми безмерными ожиданиями, которые были связаны так же с ним, М. С. Воронцовым лично, с его репутацией и прежней славой, тяжелым грузом давили ему на плечи.

Незадолго до начала экспедиции наместник снова обращается с посланием к военному министру, а через него, естественно, к Николаю I: «Повергните меня к стопам Его Величества, я не смею надеяться на большой успех нашего предприятия, но сделаю, разумеется, все, что будет от меня зависеть, чтобы выполнить Его желание и оправдать Его доверенность»[192].

Граф М. С. Воронцов приступил к реализации назначенной ему задачи с внесения сомнения в стан противника. По его указанию уполномоченные им военные чины вступили в отношения с крымским муфтием Эскер Сеид Халил эфенди и его помощниками для того, чтобы убедить их действовать в пользу российской стороны и склонять горцев и стоящих над ними мюридов «расположиться к России»[193].

Одновременно, по указанию наместника, стали предприниматься усилия по привлечению на российскую сторону наиболее видных наибов Шамиля. Как отмечает М. М. Блиев, «Петербургу, судя по всему, была известна “несклеенность” имамата по его наибской “линии”, и потому возможность усугубить разрыв между главой государства и его “автономными” образованиями представлялась очень привлекательной»[194].

М. С. Воронцову стало известно, что «среди наибов самой значимой для Шамиля и в то же время наиболее неустойчивой личностью является Даниель-бек»[195]. Важность этой фигуры для российского командования определялась не только его влиянием в горах, сколько авантюрностью его характера и непомерно развитым честолюбием. Это позволяло надеяться, что при определенных предложениях, способных стать выше существовавших обстоятельств, этот человек мог бы резко поменять основания своей судьбы.

По мнению наместника, переход Даниель-бека на сторону российского командования был бы весьма важной для Шамиля и мюридизма потерей[196]. Как свидетельствуют документы, представители графа М. С. Воронцова искали путей к установлению связей и с другими наибами – Хаджи-Муратом, Кибит-Магомой, Джемалом Чиркеевским[197].

Тайные сношения российской стороны с наибами Шамиля, однако, не удалось сохранить в секрете, и имам узнал о них. Его реакция была быстрой: чтобы перевесить силу предложений, которые могли сделать русские, имам выложил свои самые важные козыри – он предоставил права чеченским наибам Дубе, Саадуле и Атабаю делать в своих вилайетах «все то, что целесообразно и полезно для веры, не воздерживаясь и не ожидая»[198]. Пойдя на такой шаг, имам пытался пресечь намечавшийся в имамате сепаратизм и пророссийские настроения, появившиеся в отдельных горских обществах.

Наместник также обращался с воззваниями к жителям Дагестана, которые представляли для имама не меньшую опасность, чем сношения представителей наместника с наибами. За долгие годы противостояния люди устали от напряжения и нестабильности и могли поверить предложениям русских.

Лазутчики приносили в горные селения воззвания графа М. С. Воронцова, в которых было немало привлекательного для горцев. Наместник писал: «Е.И.В., удостоив меня Высочайшим доверием, соизволил облечь меня полною властью и повелеть мне водворить мир в стране вашей, восстановить порядок и спокойствие, возвратить всем племенам Кавказским тишину и безопасность, которые одне могут обеспечить счастие и благоденствие края.

Многолетний опыт показал вам, что не с оружием в руках и не беспрестанными враждебными действиями вы можете снискать сии благоденствия. Напротив того, упорствуя в дерзком сопротивлении, вы подвергаете опасностям ваши семейства, вы нарушаете благосостояние вашей страны, которую вовлекаете в неизбежные бедствия войны; вы принуждаете правительство употреблять против вас меры строгости, кои будут для вас гибельны.