Кавказ под управлением князя М. С. Воронцова (1844–1854 гг.)

Горские общества, воинственные, сильные именно отсутствием всякой централизации, которых «потому невозможно было сокрушить одним ударом, а приходилось покорять человека за человеком». Люди эти «мужеством равнялись европейцам, а превосходство регулярной армии оказывалось часто бесплодным в дикой местности, где нельзя было действовать сомкнутым строем. <…> Кавказ <…> был в военном отношении открытием особого рода», а сложные местные природные условия «сбивали с толку самых опытных военных людей»[269].

Природные и климатические условия Кавказа были одним из главных «противников» русской армии в Кавказском крае, а также одной из существенных причин поддержания продолжительности войны в регионе. Природа Кавказа была «противником» русских, всецело стояла на стороне горцев. То, что «русским приходилось преодолевать и разрушать, для горца служило защитой и прикрытием»[270].

Природные условия Кавказа ставили перед русской армией новые и неожиданные задачи, которых прежде почти не возникало вовсе. Русское командование столкнулось с необходимостью раздробления сил из-за невозможности или чрезвычайных трудностей использования больших воинских контингентов в условиях горнолесной местности.

Армия в лесу становилась «слепой» из-за незнания местности и отсутствия надежных карт, а также неумения ориентироваться и действовать в лесных чащобах. Горцы вынуждали каждого солдата на единоборство, к которому тот был плохо подготовлен и технически, и психологически. В горнолесной местности регулярная армия теряла свое преимущество над иррегулярными неприятельскими отрядами[271].

В гористой и покрытой лесами местности война усложнялась и требовала большого искусства от каждого солдата и офицера. В лесу мало пользы было и от пушек. Бой там раздроблялся на массу индивидуальных стычек, в которых горцы, виртуозно владевшие холодным оружием, получали заметное преимущество.

Движение войск по горнолесной местности на Северном Кавказе изматывало войска, потому что во многих случаях солдатам приходилось все необходимое нести на себе. Дорог, пригодных для колесного транспорта, почти не было, а там, где они существовали, из-за неровности рельефа на каждом подъеме или спуске солдатам приходилось втаскивать или удерживать на руках обозную фуру или пушку, чтобы они, раскатившись, не покалечили лошадей и не свалились в пропасть[272].

В Кавказской войне леса, таким образом, становились одним из неудобнейших и опаснейших препятствий для русских войск. Неприятель, хорошо знавший свои леса, выросший в них, умел стойко обороняться и наносить ощутимый урон войскам, вынужденным действовать в горных лесах обстоятельствами войны.

Из всех горских народов, по словам М. О. Ольшевского, участника тех событий, «чеченцы были наиболее искушенными защитниками своих лесов»[273].

Много солдат пало во время знаменитого сражения на речке Валерик в 1840 года в прибрежных зарослях, «куда по излишней горячности влезли атакующие полки»[274].

В дебрях, у селения Шали чеченцы устроили кровавую баню отряду генерала Галафеева в 1841 г. Огромные потери понес и отряд генерала П. Х. Граббе в Ичкерийском лесу в 1842 г. В истории завоевания Кавказа лесные бои с чеченцами по важности уступали лишь горным боям с дагестанскими племенами. Они даже обошлись России дороже и привели к значительно более тяжелым последствиям[275].

Перечисленные события и трудности ведения военных действий в условиях горно-лесистой местности только подчеркивали и подтверждали то мнение, что лесной бой принадлежал к числу труднейших и опаснейших операций на войне, а картина боя в вековом чеченском лесу представлялась просто ужасающей.

По мнению А. Юрова, «здесь управление войсками невозможно, и начальству оставалась одна надежда на беззаветную доблесть и боевую сметку солдата. Неприятель был невидим, а между тем, каждое дерево, каждый куст грозили смертью. Едва разорвется цепь или часть ослабеет от убыли, как точно из земли вырастали сотни шашек и кинжалов, и чеченцы, с потрясающим даже привычные натуры гиком, бросались вперед. Хороший отпор – и все снова исчезает, только пули градом сыпятся в наши ряды, но горе, если солдаты терялись или падали духом: ни один из них не выносил своих костей из лесной трущобы»[276].

Подобного рода события помогли М. С. Воронцову выработать более целесообразный план войны, при котором уже не могло быть таких страшных жертв, как прежде, а также найти действенное противоядие упорству горцев, стремившихся превратить свои леса в неприступные крепости. Краткая формула этой новой борьбы была такова: Кавказ нужно покорять не одним штыком, но и топором[277].