Кавказ в огне. Хроники геополитической катастрофы

Прокурор смотрит на всех строго — работайте, мол, потом доложите.

Ну и поработали ребята наши — после звездюлей и автомат появился, и признание, и генеральского авторитета не понадобилось.

Ещё любил он родительские собрания проводить — собирать родителей, приезжавших к детям, и полоскать им мозги, что их чадо хреново преступления расследуют.

Такой был типаж странный, совершенно не нужный в военной юстиции, но зачем-то сделавший карьеру. И вот этот фанфарон прилетает в Баку, мол, проследить, как всё проходит. Его в позах ожидающих милости от правителя визирей с поклонами на полосе встречают прокуроры Каспийской флотилии, четвёртой армии и гарнизона. Он грозно сверкает очами на Медведя — это был такой армейскими прокурор, старый, прожжённый, ироничный и авторитетный служака.

— Сколько полков спецмилиции прибыло? — орёт прокурор округа.

А Медведю на эту спец милицию фиолетово, она ему не подчиняется. Но ответить что-то надо. Он вытягивается по струнке и рапортует:

— Два!

— Хорошо!

Потолкался прокурор денёк, засветился, создал ажиотаж и свинтил в Тбилиси. Странный был. И бесполезный такой.

Работали тогда войска в Баку активно. Но площадь пока не трогали.

Ту туда не ходи — там стреляют

Площадь Ленина оцепили бронетехникой, над ней летал вертолёт, а из мегафона время от времени кричали:

— По лицам, застигнутым с оружием, будет открываться огонь!

Потом в народе это трансформировалось — военные совсем одурели, обещают у кого нож заметят, будут на месте расстреливать. Вообще слухи тогда были очень эффективным оружием. Помню, азербайджанка одна говорит мне:

— Народный поэт наш на митинге выступал. Так хорошо говорил. А ночью помер. Сердце не выдержало за народ. А, может армяне отравили. Я весь день сама не своя. Жалко. Ох, армяне!

А на следующий день живой и здоровый поэт выступает по телевидению.

В слухах количество пострадавших от при погромах в Армении и Карабахе достигало фантастических масштабов — если так дальше пойдёт, то и азербайджанцев вскоре не останется.

Митингующих пока что не трогали, но число их заметно пошло на убыль. Маршей миллионов уже не было.

Однажды приказ, наконец, поступил, и в одну прекрасную ночь площадь Ленина была очищена силами ВВ. Без стрельбы, хотя наваляли всем неплохо, задержали кого-то.

С утра толпы идут на площадь Ленина. Их туда не пускают. И город вспыхнул. Начались массовые погромы и убийства.

Нас тогда обязали на все места происшествий выезжать — к местным доверия уже не было. После Сумгаитских и прочих событий границы «можно» расширились настолько, что народ начал бить местную милицию — раньше такое было представить невозможно. Милиционер — ведь это власть. А кто на Востоке на власть готов руку поднять? Раздавят же! Да и нехорошо это. Но тут милицию стали бить. И милиционеры стали бросать удостоверения — тоже невиданное зрелище. Чтобы в Баку устроиться в милицию, это несколько тысяч рублей надо было заплатить. А потом живёшь припеваючи, деньги собираешь с ларёчников и мелких спекулянтов. И с такой работы стали бежать — их страха, или тоже в националистичном раже.

— На труп! — слышу приказ.

С сотрудниками комендатуры садимся в машину. Мчимся в центр. А там бурление — весь город забит митингующими, погромщиками. В основном молодняк — эдакие навальянята с местным акцентом и колюще-режущими предметами. Глаза безумные. С транспарантами. Все чего-то орут. Палки и камни у многих. Там и огнестрельное оружие было. И все куда-то целенаправленно двигаются.

Едим по центру. И на выезде на улицу Шмидта наш военный зелёненький уазик с красной звездой на весь борт чуть ли не впиливается в такую вот толпу.

— Направо! — кричу.

Водитель наддаёт газу, и мы проскакиваем перед толпой, едва не сбивая кого-то. Впритирку. Вслед нам несутся обезьяньи визги.

В центре — типичный бакинский дворик. Перед ним две БМД, «таблетка» — военная санитарная машина, десантники стоят. А через улицу толпа ублюдков с палками и камнями зарятся на нас как-то зло и жадно, но приблизиться боятся.

Заходим в комнату. Там скрюченный труп седого мужчины лет пятидесяти. Вокруг родственники — женщины орут.

— Билет у нас на сегодня был. Ехать должны были. Они зашли! Говорят — покажи паспорт, что ты не армянин! А там и написано, что он армянин! Вот они его до смерти и забили!

Протокол составляет гражданский следователь. Сморим, чего он наработал.

Когда носилки с телом заталкивают в машину, обезумевшая взрослая дочь бедняги бросается вперёд и вцепляется в носилки. От её жуткого крика мороз по коже.

Не успел вернуться в контору, как новый выезд — десантники покрошили толпу.

Картина такая. По проспекту валит толпа в три тысячи человек — намерены громить нефтезавод, который, вот же работяги-гады, не присоединился к забастовке. Радостно визжит молодняк, красуются идиоты с камнями и ружьями. Толпе пытается преградить путь жиденькая цепочка безоружных курсантов. И понятно, что будет взаимная бойня, заслон сомнут.