Кавказец

– Сергей Григорьевич, я удивлен, насколько легко вы влились в местные реалии. Да еще и со столь очевидной выгодой. Подумать только, всего лишь за два месяца вы умудрились заработать столько, сколько не всегда удается добыть в походе целому батальону, – облокотившись о крепостную стену, покачав головой, произнес комендант крепости.

– Завидуете, Аркадий Семенович? – оторвав взгляд от удаляющейся группы всадников, произнес Темляков.

– Боже упаси! Чему завидовать? Тому, что у вас в кровниках весьма немалочисленный и упрямый черкесский род? Тут уж никаким деньгам не рад будешь.

Капитан многозначительно кивнул за стену. Дадык управился даже раньше назначенного срока, уложившись в четыре дня. И вернулся он в сопровождении десятка воинов, обуреваемых праведным гневом. Правда, на Шейранова это не произвело ровным счетом никакого впечатления.

Получив деньги и выпустив пленников, он напоследок дал рекомендации по уходу за ранеными. Настоял на том, чтобы раненого с поврежденной бедренной костью уложили на носилки и никак иначе. Снабдил заживляющей мазью и настойкой для обработки ран.

В ответ на все грозные взгляды он вновь заявил, что будет рад появлению в окрестности крепости представителей рода Алаук. Не забыл упомянуть и о том, что с ними приятно иметь дело, поскольку расплачиваются они даже раньше срока. Нужно было видеть выражение лиц родственников освобождаемых, чтобы понять, насколько они жаждут вскрыть Темлякову горло.

Не сказать, что Сергей Федорович и впрямь был рад подобной статье дохода. Все же опасность очень даже реальна. И уж тем более после того, как он покинет своего подопечного, предоставив Темлякова самому себе. Но, с другой стороны, перспектива потери очередной большой суммы вполне может оказать на род Алаук отрезвляющий эффект. Опять же его жест доброй воли тоже чего-то да стоит.

– Однако должен заметить, меня волнует то, что вы служите в моем гарнизоне, – между тем продолжил капитан Балахнин.

– Даже так? – вскинул бровь Шейранов.

– Не надо на меня так смотреть, Сергей Григорьевич. За последние два месяца потери гарнизона превысили все допустимые нормы. Шутка сказать, почти треть солдат из молодого пополнения. Бог с ним, если бы можно было все списать на результат штурма, но ведь и после нападения потери продолжились. И ситуация ничуть не исправится, пока вокруг крепости будут кружить эти стервятники.

– Ну, в последнее время мы обходимся без происшествий. И это не только стараниями гарнизона и пластунов. Десяток отловленных мною и Даулетовыми бандитов тоже сыграл свою роль. Да и то, что я не убил кровников, должно способствовать примирению.

– Если они это оценят, а не озлобятся еще больше.

– К сожалению, тут трудно вам возразить. «Он первым ружье опустил, промолвив: «Мир вашему дому». Он первым другого простил, но ясно ли это другому?» – Шейранову отчего-то вспомнились строки из песни, звучавшей в советском еще фильме «Не бойся, я с тобой».

– Стихи? Кто автор? Уж не вы ли балуетесь?

– Знаю, что данное поветрие довольно модное, но нет, поэзия мимо меня, – явственно различая внутреннее возмущение Темлякова, который как раз пробовал свои силы на ниве стихосложения, ответил Шейранов. – Просто слышал где-то, а где, сейчас и не вспомню.

– Сергей Григорьевич, вы бы все же больше уделяли времени своим непосредственным обязанностям, а то ваши казачки предоставлены самим себе. Нехорошо это.

– Я вас понял, Аркадий Семенович.

А чего тут непонятного? Нет, конечно, коменданту вылазки Темлякова только на руку. Да и прав подпоручик, после того как он с братьями провернул парочку удачных захватов, нападений на часовых пока зафиксировано не было. Оно, конечно, все может измениться в связи с появлением почти полутора десятков боеспособных джигитов. Да только сомнительно. Алауковы скорее всего подадутся прямиком домой. Не тот расклад, чтобы прямо сейчас бросаться выяснять отношения.

Да и не сказать, что Темляков так уж забросил свои служебные обязанности. Полусотня со своими обязанностями справляется, неприятностей от казачков никаких, пакостей от горцев тоже не наблюдается. Так что хотя Шейранов и не стал спорить, как тут ни крути, а упрек от коменданта незаслуженный.

Хоть и старается это скрыть капитан, но все же в нем говорит именно обида. Шутка сказать, но лично он за содержание в крепости десятка пленных получил пятьсот рублей, а это почти в полтора раза больше его годового жалованья. Еще столько же подпоручик раздал другим офицерам и про нижних чинов не забыл. Получается, что у него самого осела куда более значимая сумма. Да Балахнину за всю свою службу так и не довелось одновременно держать в руках такие деньги.

Между прочим, столь же завистливые взгляды заметны и со стороны других офицеров. Словно Темляков отбирает у них их хлеб. Оно ведь куда проще коситься на него, чем признаться себе в том, что самому пойти на подобный риск недостает решительности. И, конечно же, непременно помянуть Фортуну, сопутствующую молодому и безрассудному подпоручику.