Кавказская Атлантида. 300 лет войны

И дальше идет пассаж, поразительный по откровенности.

«Я не спрашиваю Вашего Императорского Величества на сей предмет повеления: обязанности мои истолкуют попечения Вашего Величества о благе народов, покорствующих высокой Державе Вашей. Правила мои: не призывать власти Государя моего там, где она благотворить не может. Необходимость наказания предоставляю я законам. По возвращении из Персии, согласуясь с обстоятельствами, приступлю я к некоторым необходимым преобразованиям».

То есть командир Кавказского корпуса объявляет, что он будет действовать самостоятельно, сообразуясь только с общим духом августейшей политики. Царская воля остается для благодеяний. Все меры переустройства края, включая карательные, Ермолов собирается осуществлять исключительно по собственному разумению. И Александр молчаливо согласился с этим, а затем стал постепенно под давлением Ермолова расширять его полномочия. И скоро великий князь Константин Павлович в своей двусмысленной манере назовет Ермолова проконсулом Кавказа, а Ермолов охотно примет этот римский титул…

Мысль, что проблема ханств есть ключевая проблема, что ее решение немедленно откроет возможность введения порядка и стройного управления краем, ни на минуту не оставляла Ермолова в эти первые месяцы.

Одновременно с рапортом императору он писал Воронцову:

«Когда ворочусь из Персии, введу перемену в образе их (ханств. — Я. Г.) управления. Хан Карабагский, как добрый, хотя и слабый человек, по счастию, болезненный и бездетный, не будет уже иметь наследника, и, конечно, после него не бывать там ханству. Шекинского владения хан, ужасная и злая тварь, еще молод и недавно женился на прекрасной и молодой женщине. Каналья заведет кучу детей, и множества наследников не переждешь. Я намерен не терять времени в ожиданиях. Богатое и изобильное владение его будет Российским округом, и вскоре по моем из Персии возвращении. Я сделаю опыт, который без сумнения и правительству понравится».

Ханы, как правило, действительно были жестокими деспотами, правившими в соответствии с традициями, на европейский взгляд вполне варварскими. Но, как Цицианов, считавший, что с варварством надо бороться варварскими методами, что на Востоке надо говорить языком Тамерлана — иначе тебя не поймут, так и Ермолов, просвещенный европеец, считает, что не следует ограничивать себя европейскими представлениями XIX века, что цивилизацию надо вколачивать железным кулаком.

«Образование народов принадлежит векам, не жизни человека», — идея осталась благим теоретизированием. Практика иная. Ее суть прекрасно сформулировал Грибоедов перед одной из карательных экспедиций, в которую он собирался вместе с Ермоловым:

«Теперь это меня несколько занимает, борьба горной и лесной свободы с барабанным просвещением, действие конгревов[53]; будем вешать и прощать и плюем на историю».

Навязывая горцам «барабанное просвещение», решая насущную стратегическую задачу, приходится «плевать на историю» — органичный процесс совершенствования духа народа, естественное развитие нравственных представлений.

Шекинский хан Измаил, столь раздражавший Ермолова, вскоре скоропостижно скончался. Персы утверждали, что он был отравлен русским чиновником, при нем состоявшим, по приказу генерала Мадатова. Этот же слух ходил и среди русских офицеров.

Очень успешно применялся и прием, Ермоловым самим декларированный, — «стравливаю их между собою». Стравив Карабахского хана с его племянником, удалось заставить хана бежать в Персию. В ханстве был назначен управляющим русский полковник.

III