Кавказская пленница

Прижав к груди трубку с болтающимся обрезком кабе­ля, Саахов обернулся. Перед ним стоял джигит, одетый весь в черное, с большим кинжалом в руке. Капюшон был надвинут на глаза. Разглядеть незнакомца было невоз­можно.

Саахов, облизывая сухие губы, попятился назад. Через мгновение он повернулся и бросился к выходу. Кричать что-либо он не мог. Казалось, слова застревали в горле. Но, выбежав из комнаты в коридор, Саахов лицом к лицу столкнулся с еще одним джигитом.

Его лицо скрывала маска. В руках было охотничье ружье. Поеживаясь, Саахов прижался к стене.

— Мы пришли сюда! — громко сказал джигит с кинжа­лом.— Чтобы судить тебя по закону гор. За то, что ты хотел опозорить наш род, ты умрешь, как подлый шакал!

У Саахова задрожали коленки.

— Вы не имеете права! Вы будете отвечать за это! — размахивая трубкой, крикнул Саахов.

Джигит медленно расхаживал перед ним.

— За твою поганую шкуру я буду отвечать только перед своей совестью джигита, честью сестры и памятью предков.

Саахов, упав на колени, подполз к креслу и схватил руку Нины.

— Нина! Нина! Остановите их! Мы же с вами совре­менные люди! Это же средневековая дикость, понимаете ли. Ну, я нарушил этот кодекс. Но, в конце концов, я готов признать свои ошибки.

Нина, до сих пор сохранявшая молчание, отдернула руку от Саахова. Смотря ему в глаза, она сказала:

— Ошибки? Их надо не признавать, их надо смывать. Кровью!

У Саахова пересохло в горле.

— Вы... не имеете права! Это самосуд! Я требую судить меня по нашим, советским, законам.

— А покупал ты ее по советским законам? Или, может, по советским законам ты ее воровал?

— Вы не имеете права!

— Прекратим эту бесполезную дискуссию! — сказал джигит.— Сестра, включи телевизор погромче! При­ступим!

С этими словами он стал вытирать лезвие кинжала о рукав. Нина подошла к телевизору и включила его на полную громкость. Музыка, сливаясь воедино со звуками грозы, заполнила всю квартиру.

— Нет, нет, не надо,— пятился на коленях в угол Саахов. Ему в лицо смотрели ствол и острие кинжала.

— Пощады тебе не будет! — воскликнул джигит.

— Не надо! Я умоляю! Не убивайте меня! Я больше не буду! — лепетал, прижимая к груди телефонную трубку, Саахов.

Но джигиты неумолимо приближались. Своей спиной Саахов ощутил угол комнаты, по его щекам потекли слезы.

— Клянусь, я больше не буду! Ну, хорошо. Позвольте мне пойти в прокуратуру! — взмолился он.— Разрешите сдаться властям!

Тут Саахов резко нагнулся, схватил руками ковер, на котором стояли джигиты, и потянул его на себя. Джигиты, теряя равновесие, упали на пол.

Саахов бросился к окну. Он быстро открыл его и взо­брался на подоконник.

Но тут раздался выстрел, совпав одновременно с громо­вым ударом. Саахов схватился за зад и, вскрикнув, упал в кусты.

К окну подбежали Эдик и Шурик. У Шурика в руках было ружье. Из его ствола струился легкий дымок. На голову Эдика села ворона.

— А, Гамлет! Молодец, дорогой! — сказал Эдик. Тут к друзьям присоединилась и Нина.

— Ой! Вы что, с ума сошли? — обеспокоенно произнес­ла она, высматривая тело Саахова в палисаднике.

— Не волнуйся! Это всего лишь соль! — сказал ей Шурик.

— Да-да, соль,— подтвердил Эдик.

— Ах, соль! — Нина засмеялась. Внизу Саахов застонал и зашевелился.

— Эй, ты, иди сюда! — крикнул ему Эдик. Саахов, весь в грязи, мокрый, с прожженными сзади

брюками, медленно поднялся. Не произнося больше ни слова, он с помощью джигитов залез обратно в комнату. Стихия продолжала бушевать...

* * *

Зал суда был переполнен. Шел показательный процесс над продавцом и покупателем невесты. История с продажей девушки имела большой общественный резонанс.

На скамье подсудимых сидели Аджебраил — продавец, Саахов-покупатель и исполнители их замысла Бывалый, Балбес и Трус. Во время следствия Бывалый сказал своим друзьям:

— Чем больше мы скажем, тем меньше дадут. И все использовали с успехом это правило. Грозило им не много, можно сказать, они отделались легким испугом.

Аджебраил должен был, как участник калыма, потерять несколько лет «в местах не столь отдаленных».

— Встать! Суд идет — пронеслось по залу. Все встали.

Неожиданно послышался чей-то голос:

— Да здравствует наш суд — самый гуманный суд в мире! — выкрикнул Трус и зааплодировал.

Но, сделав два-три хлопка, он в растерянности остано­вился: бурных оваций после его реплики не последовало.

В поисках поддержки он преданно посмотрел в глаза Бывалому и Балбесу. Но те отвернулись в другую сторону.

— Прошу садиться,— сказал судья.

Все, кто были в зале, сели. Кроме Саахова. Увидев стоящего подсудимого, судья повторил:

— Садитесь, садитесь.

— Ничего, я постою,— сказал Саахов.

— Гражданин судья,— обратился Балбес, прикрывая рот ладонью.— А он не может.

Все подсудимые, кроме Саахова, рассмеялись. Лицо Саахова залила краска...

* * *

После суда Шурик и Нина покинули город, расставаясь с прошлым. Они шли по той же дороге, которая привела их недавно сюда.

Широкая асфальтовая полоса шоссе устремилась дале­ко вперед, петляя между гор. Она как бы показывала ожидающее Нину с Шуриком будущее, такое же долгое, светлое и счастливое.