Кавказская слава

— Вы шутите, Сергей Александрович. Сейчас здесь душно и шумно.

— Я говорил в переносном смысле. — Новицкий вдруг почувствовал, что устал, распустил мускулы и сделался совершенно серьезен. — Общение с умными, образованными людьми освежает ум, но требует определенных усилий.

— А душа? Душа разве не может отдохнуть… — начала было Екатерина Осиповна, но вдруг оборвалась. — Но вот потянуло и сквознячком. Вы тоже почувствовали?

Сергей понимал, что поступает невежливо, но не мог справиться со своими глазами. Они упорно уходили от собеседницы, скользили по ее прямому пробору, тянулись к входу к залу, откуда к столу, к самовару, к хозяйке шла высокая женщина в темном платье.

— Вы замолчали? Вам тоже зябко? — Девушка пыталась быть остроумной, но губы ее дрожали от едва скрытой обиды. — Или же вы ищете свежести, долетевшей из горних сфер? Не отвечайте, не делайте чрезмерных усилий. Я просто вас отпускаю.

— Спасибо, — ответил он коротко, будто выдохнул.

Вокруг новой гостьи уже собрался большой кружок, составленный из одних мужчин. Кто-то тянулся и расправлял плечи, кто-то, напротив, пробовал изогнуться приятнейшим образом, вертлявый невысокий юноша с темным некрасивым лицом отпускал шутки не умолкая. Софья Александровна пила чай, откусывала намазанный маслом хлеб, слушала и улыбалась одними глазами. Новицкий стал за офицером-преображенцем, тем, что недавно рассуждал о Библейском обществе, и притаился, выглядывая из-за плеча с эполетом. Но его быстро заметили.

— Кузен! — воскликнула Муханова. — Что же вы прячетесь? Подойдите сюда, я хочу вас спросить.

Столпившееся расступились не быстро и неохотно. Сергей подошел к столу.

— Садитесь, мой милый. Вы не обидитесь, я буду разговаривать и есть одновременно. Утомительный день. Ужа-а-сный, как говорили у нас в Смольном. Елизавета Николаевна обещала отпоить меня чаем.

Она чуть сутулилась, клонила голову на сторону, но Сергею казалось, что так и надо, что совершенно ни к чему держаться прямо, вытягиваться, будто бы в общем строю. Лампа на столе бросала тень от ее руки с чашкой по белой скатерти. Невольным движением Новицкий накрыл эту тень ладонью.

— Что же, видели вы Ермолова? Как он вас принял? Берет ли с собою?

— Видел, — улыбаясь, начал отвечать Сергей по порядку вопросов. — Расспрашивал с интересом. Берет меня под свое начало правитель его канцелярии Рыхлевский.

— Андрей Иванович! — воскликнула вдруг хозяйка. — Я знала его, когда он еще практиковал врачом. Несколько раз он пользовал нашу Китти. Но потом перешел к этому ужасному Балашову. Говорили, — Екатерина Николаевна понизила голос, — что и он был причастен к несчастью Сперанского[27].

— О ком и что только не говорят, моя дорогая, — заметила быстро Муханова.

Новицкого несколько удивил этот снисходительный тон. Елизавета Николаевна была лет на пятнадцать старше своей собеседницы. Но, очевидно, положение фрейлины императрицы сравнивало разницу в возрасте.

— И вы довольны? Вы едете на Кавказ?

— Я доволен. Я еду. И я очень вам благодарен.

— Ах, благодарность пустое. Для чего же существуют на свете женщины, как не устраивать мужские дела! Но меня уже начинает мучить нечто, что называется в обществе совестью. Чувствую, что именно я посылаю вас под пули, штыки, сабли.

— У горцев нет ни штыков, ни сабель. У них только кинжалы и шашки.

— Ах, нет, нет, я слышала, что они метко стреляют, — опять вмешалась в разговор хозяйка гостиной. — Дмитрий Муханов, еще один ваш дальний родственник, был ранен в руку выше локтя, вернулся в Петербург и потом лечился более месяца.

Новицкий не мог не улыбнуться, вообразив эту страшную рану.

— Дорогая Елизавета Николаевна, Сергей Александрович воевал и с турками, и с французами. Говорили, что он даже атаковал пушки в конном строю. Это правда?

— Правда. Но в строю я был не один. Обыденная ситуация для солдата — идти вместе со всеми.

— Ах, только не скромничайте. Берите пример — с других. Почему вы не носите ордена?

— На фраке они будут смотреться весьма нелепо.

— Так наденьте мундир.

— Я в отставке.

— Вы уверенно защищаетесь с любой стороны. — Софья Александровна поставила чашку и поднялась. — Простите, моя дорогая, я отведу господина Новицкого в сторону. Надеюсь, что, оставшись со мною наедине, он будет менее колок и более откровенен.

Перед ними раздвинулись. Муханова и Новицкий прошли по комнате, остановились в оконной нише.

— Как я устала сегодня, — пожаловалась Софья Александровна, поднося руку к виску. — Сегодня была не моя очередь, но маленькая Гагарина сказалась больной. Знаете, обычные женские… А, впрочем, откуда вам знать, вы не женаты.

Сергей улыбнулся.

— У вас славная улыбка, Новицкий. Словно вы понимаете весь мир, извиняете и — отпускаете идти своим чередом.

— Я не думаю, что мир нуждается в моем прощении. Но хотел бы многое в нем понять.

— Почему начинаются войны?

— Наверное, это тоже. Но главный вопрос, которым я задаюсь уже несколько дней… месяцев… может быть даже лет, — почему ум, красота и женственность так редко соединяются в одном теле?