Кавказская слава

— Тем более не за этим посылают туда Мадатова. На него возлагают большие надежды. Учитывая его храбрость, распорядительность, владение языками и знание местных обычаев. Но ему придется управлять туземцами, а потому самому быть человеком вполне туземным.

— Но мне же не придется носить эту страшную вуаль до самых колен!

Новицкий с удовольствием еще раз отметил, что, беседуя с Софьей Александровной, ему не приходится тратить лишние слова или фразы.

— Никто не ожидает от вас, что вы будете надевать паранджу или запираться на половине для женщин. Я видел мусульманские порядки в Турции. Но никому не понравится, если женщина, по европейскому обычаю, попробует управлять своим мужем на глазах его подчиненных и подданных.

— Вы думаете, я так глупа?

— Я опасаюсь, что в замужестве вы вдруг почувствуете себя много умнее. Хотя бы собственного супруга.

— Но это нелепо!

— Это прежде всего опасно. Князь вряд ли много бывал в театрах, и сомневаюсь, чтобы он читал что-то кроме устава кавалерийской службы. Он не умеет танцевать вовсе, дурно говорит по-французски, громогласен и порою довольно груб. Зато он бьет ласточек на лету из кавалерийского пистолета, одним ударом сабли может разрубить человека надвое и никогда не ошибается в выборе места и момента атаки.

— Зачем вы говорите мне это, Новицкий?!

— Затем, чтобы вы поняли, с каким человеком сводит вас ныне судьба. Прежде всего он солдат.

— Я это знаю.

— Так не забывайте же в ближайшие годы. Но я чувствую, что начинаю вас утомлять. Не пора ли мне восвояси?

Сергей выглянул из окошка и убедился, что карета только что снова повернула на Мойку.

— Отлично! Еще пара минут, и я возвращаюсь в гостиницу.

Муханова снова взяла его руку:

— Вы же не рассердились, Новицкий? Мы остаемся друзьями? Мы будем видеться далее там, в непонятном и страшном месте?

— Всенепременно, — не слишком искренне ответил Сергей. — При малейшей возможности.

— Вы будете изыскивать их сами или положитесь на меня?

— Я привык полагаться на свои силы, порой на случай. Полагаться на женщин…

— Вам пришлось, когда вы искали ходы к Ермолову.

Карета уже остановилась, Новицкий выскочил на мостовую и собирался откланяться. Но услышав последние слова Мухановой, он задержался:

— Прошу прощения. Я держался чересчур самонадеянно.

— Прощаю охотно. Чувствую, что и сама выглядела нелучшим образом. Трудно оставаться естественной и разумной в такие минуты.

— Нет-нет! Женщина только тогда и бывает собой, когда говорит о собственных чувствах.

— Вы думаете, мы настолько эгоистичны?

— Женщины — лучшая часть человечества, а, следовательно, все человеческие качества присущи им в лучшей мере.

Софья Александровна расхохоталась:

— Я надеюсь, я очень надеюсь, что и там нам достанет времени и желания пикироваться с подобным же удовольствием.

Новицкий молча поклонился и притворил дверцу. Кучер свистнул, хлопнул легко вожжами. Карета покатилась и свернула налево, по Певческому мосту к Зимнему. Сергей помахал вслед рукой, уверенный, впрочем, что его уже не видят, и направился к входу в трактир.

«Женщины! — усмехался он, подымаясь по лестнице. — Они бы собрали всех встреченных ими мужчин и держали кого в прихожей, кого в гостиной, а кого, на всякий случай, и при двери в спальную…» Он уверял себя, что держался достойно и ловко вышел из сложного и неприятного положения, но при последней мысли у него заныло в левом боку. Привычным движением он сунул ладонь под борт венгерки и потер, но не шрам, оставленный французской картечиной, а чуть выше, где реберные кости надежно, казалось ему, сковали все его чувства…

Часть третья

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

I

Два человека вышли из сакли и направились в угол двора. Первый подошел к сараю, толкнул вверх короткий брусок, запиравший створку, и потянул за деревянное же кольцо. Дверь скрипнула и повернулась на колышках.

— Хамзат! — позвал вошедший.

Наверху зашуршало, доски потолка раздвинулись, и вниз спрыгнул еще один мужчина, одетый так же, как и пришельцы. У него тоже поверх бешмета на поясе, плотно охватывавшем узкую талию, висел кинжал.

— Где он? — спросил второй.

Хамзат, чуть прихрамывая, зашел в первый отсек, отогнал в угол заревевшего осла и разбросал грязную солому, закрывавшую каменный пол. Обнажились несколько плотно сбитых досок, закрывавших, очевидно, довольно глубокий провал. В настиле проделано было отверстие, достаточное, чтобы прошло сквозь него ведро.

— Открой!

Слуга разбросал доски, и все трое отшатнулись с омерзением: такой смрад поднялся из ямы, что ощущался даже поверх запахов скота: осла, коровы, быка, двух лошадей, населявших сарай.

— Поднимайте!

Хамзат и первый пришелец принялись за работу, второй, хозяин дома, стал в отдалении.

Мужчины сбросили веревки, Хамзат, обвязав лицо тряпкой, спустился вниз, через несколько минут поднялся, и вдвоем они, не особенно тужась, вытянули наверх фигуру, в которой с некоторым усилием можно было узнать человека.