Бранский замолчал и несколько долгих секунд внимательно и холодно изучал своего собеседника.
— Так вы поговорите с Рыхлевским? — промолвил он наконец.
— Поговорю, но успеха не обещаю, — отрезал Новицкий и повернул к коновязи.
Он выехал через те же ворота, пока единственные в цитадели, и направился в форштадт, военный городок, вытянувшийся на северо-запад от собственно крепости. Селение было и вовсе огорожено небольшим бруствером, едва ли в рост человека, и то не гренадера, не мушкетера, а егеря. Там, среди военных палаток, возвышались два подведенных под крышу сруба, меж которых тянулась крыша огромной и глубокой землянки.
У входа в подземное жилище стоял Атарщиков, опершись на упертое прикладом в землю ружье.
— Что смотришь, Семен? — крикнул, подъезжая, Новицкий; он был рад, избавившись от Бранского, вдруг увидеть приятного себе человека. — Нравится?
— Куда нравится? — едва повернул голову проводник. — Это для чего же придумали? Всех разом захоронить?
— На зиму приготовлено. Построят за лето крепость, останутся солдаты с казаками. Те, что дежурят, будут заходить за большой вал. Свободные останутся здесь. Ты же сам говорил, что местные в землянках живут.
Атарщиков сплюнул:
— Живут! Так живут, что и звери иной раз не позавидуют. Но кто же живет — байгуши, лодыри, нищие. Ни коня, ни ружья, ни бабы. Они и за Терек если пойдут, одного мальчонку ухватят вдесятером, да продадут, да поделят, что там придется на каждого. А русскому под землей хорониться совсем негоже. Ты подумай сам, Александрыч, если кто из них заболеет — мор тут же по всем пойдет.
Новицкий понимал, что казак прав, и возражал, только желая услышать здравые суждения знающего жизнь человека.
— Если пол досками застелить, стены обшить, как у командующего, да перегородки поставить — может, и обойдется.
Атарщиков покачал головой:
— Совсем не понимаешь, да? Здесь за каждую доску кровью плачено. Ты где-нибудь лес видишь?
Сергей привстал на стременах, огляделся. С трех сторон он видел только ту же степь, по которой они пришли из Червленной. И только на юг, за Сунжей, где-то примерно в версте от берега виднелась темная стена леса.
— Вот-вот! — Атарщиков подошел к нему ближе и глядел в том же направлении, что и Новицкий. — А там за каждым деревом ружье, где-то, может, и два. Эти топором по веткам, те в них пулей. Из-за каждого бревна, мил-человек, такая сражения происходит, что куда там баранам. Все крепости, все станицы здесь на линии, считай, на крови казацкой и солдатской построены. Что говорить: завтра пойдем, сам и увидишь.
Сергей изумился:
— Куда пойдем, Семен? Я только что от командующего, он ничего не сказал.
Казак широко ухмыльнулся:
— Тебе не сказал, сам же подумал. А солдат, Александрыч, он все знает. Он, скажу тебе, сегодня знает и то, о чем генерал только завтра соберется размыслить. Вот как!
Новицкий тоже разулыбался и закивал головой, совершенно соглашаясь с Семеном.
— Так что двинемся завтра. Я же вижу — ты в крепости не останешься. Только переоденься. Одежка твоя здесь слишком заметная да и негожая. Пойдем, погуторим, черкеску найдем тебе старенькую, но подходящую. Чевячки подберем. Ну и ружьишко спроворим. Без оружия ты в здешних местах словно голый. А знаешь, как удобно голому по лесу бродить? То-то же, ну пойдем к шалашику, там у меня знакомец сидит…
Следующим утром две роты егерей да батальон мушкетеров переправились через Сунжу. Пехотинцы разделись, оставшись в одних рубахах, повесили узлы с вещами и зарядами на дула ружей, сцепились свободными руками шеренгами по десять человек в каждой и пошли вброд. Вода в реке к августу сильно упала, но все равно поток давил пехоту, сталкивая идущих все ниже и ниже. Опытные солдаты брали направление выше нужного места и сопротивлялись воде что было сил.
За ними пошли повозки, на которых собирались вывозить срубленные стволы. Лошади аккуратно сходили с берега и так же настороженно переставляли одну за другой ноги, опасаясь поскользнуться на подводных камнях. Колеса стучали по неровному дну, телеги то и дело опасно кренились, наезжая на особо большой валун, ездовые и отряженные им в помощь пехотинцы держали борта, браня лошадей, товарищей, воду, начальство, да и всю непутевую собственную судьбу.
Новицкий с Атарщиковым вышли на другой берег последними, следом за той же полусотней донцов, с которой пришли из Червленной. Проводник взял чуть выше Сергея, прикрывая его своей лошадью от летящей струи.
— Отпусти поводья! — крикнул он на середине в самый трудный момент, когда Новицкий замешкался, засуетился, подбирая руки и стискивая колени. — Животная умная, сама вылезет!
Сергей послушался, и в самом деле лошадь без его участия пошла уверенней и скоро уже поднималась по высокому берегу, сама выбирая путь поположе и попрочнее.
Егеря с мушкетерами к тому времени успели одеться, построиться и двумя колоннами быстро двинулись к лесу. Обоз потянулся следом, казаки ехали с двух сторон и составили арьергард, куда пристроились и Новицкий с проводником.