Если Россия восстановит, рано или поздно, славянский мир, — значит, она призвана на это дело Провидением, ей надо быть исполнителем судеб, начертанных для человечества. Но нельзя служить Провидению, отказывая в справедливости кому бы то ни было, особенно одному же из членов своего семейства.
Кроме раздражения, посеянного вековыми событиями между поляками и русскими, польский вопрос, как племенной, ничем не отличается от других местных славянских вопросов. Все славяне находятся приблизительно в таком же положении, как поляки; всем им предстоит, как и полякам, выбор между двумя исходами: сжаться около России для сохранения своей народной личности или пожертвовать ею, дать обезличить себя. Обширная спорная полоса между пределами чисто русского и чисто немецкого племен, по большей части обхваченная уже политически последним, будет совсем онемечена до последней души, — в этом нет никакого сомнения, если каждую из мозаичных ее клеток предоставить собственным силам. Как только закончится объединение Германии, то славянам по обеим сторонам Савы не останется уже никакой надежды. Пруссия действует не так, как Австрия. Когда Фридрих Великий узнал, что сельское население Померании говорит еще по-славянски, он приказал положить конец этому сраму; к концу его царствования «срама» уже не было. Многие западные публицисты приглашают славян «покориться своей участи добровольно, сгинуть без следа; значит, говорят они, непреклонная история не выделила вам особого угла; против законов природы и истории нечего спорить»; так и случится, если славяне будут отбиваться врознь. Чешское племя, со всех сторон обложенное немцами, исчезнет первое: за ним придет скорый черед и другим. Если бы Россия не возникла вдруг на рубеже Европы, о славянах не было бы уже и помина; оживление славянского духа в нашем столетии не имело бы повода. Что начато Россией бессознательно, то ею же одной может быть кончено сознательно. Не только славяне не могут избежать своей участи — народного обезличения — иначе, как схватившись за русскую руку, но даже поднявшись сами каким-нибудь чудом, они не могли бы сохранить независимость иначе, как опираясь на Россию. Какая международная самостоятельность, рассчитанная на собственные силы, возможна разрозненным славянским клочкам, стиснутым между немцами и мадьярами, при подавляющей массе и высшей культуре первых, при сильной политической организации вторых? В наше время, когда Европа поделилась на несколько огромных масс, когда лишь тот имеет право на отдельное существование, кто выставляет полмиллиона солдат, когда даже старые государства, как Голландия и Швейцария, начинают бояться за свое будущее, что значит международный щебень, каковы чехи, хорваты и другие? — когда вдобавок этот щебень не признается, презирается могучими соседями, оскорбляет их, становится внезапно поперек их истории, надежд и интересов? Славян много — от Саксонии до Архипелага; масса их, действующая заодно, сильна и могла бы выдержать напор Германии. Но в чем найдет эта масса общую связь? В союзе? Славянская страна прорезана в нескольких направлениях полосами чуждых и враждебных ей племен, до сих пор владычествующих; отдельные части славянщины не могут без посторонней помощи подать руку друг другу. Кроме того, на каком же языке будет говорить этот пламенной союз? Уверяют, что на пражском сейме 1848 года славяне разных наречий разговаривали между собой по-немецки. В этом Отношении, как во всем прочем, им нужно объединение; сами по себе они его никак не достигнут. Не примут же болгары по собственному выбору чешский язык, или чехи сербский за общий политический. Кроме того, некоторым славянским племенам, как болгарам, словенцам, словакам, доведенным до положения низшего класса населения на своей же земле, надобно еще сложиться в народ, что требует времени, в продолжение которого они не могут прожить без опеки. Славян много, они умны, храбры, жаждут с возрастающим нетерпением национальной жизни; но ни добиться, ни удержать ее сами собою не могут. Славянский мир — это космическое облако, могущее стать сложившимся миром только при объединяющем центре тяготения.
Славянские народы должны стремиться к двум целям: каждый отдельно — к самостоятельной политической и общественной жизни у себя дома, все вместе — к теснейшему племенному союзу с Россией и к русскому главенству в военном и международном отношении. Каждому племени нужен свой государь для домашних дел и великий славянский царь для дел общих. Без этого второго условия самостоятельность как балканских, так и дунайских народов несбыточна. Если их освободить сегодня без объединения около России, завтра они очутились бы в прежнем и еще худшем положении. В тот день, когда Россия поднимет свое настоящее знамя, для каждого славянина не будет истины очевиднее этой.