Кавказская война

Известно, что не честолюбие, а честь и сострадание вынудили русское правительство присоединить Грузию к своим владениям; но тем не менее нельзя считать занятие закавказских областей событием случайным. Россия была приведена к этому занятию своею историей и своим географическим положением; не совершись оно в 1800 году, оно произошло бы позже, но произошло бы несомненно. Государство, упирающееся в Черное и Каспийское моря, не может быть равнодушно к тому, что происходит на кавказском перешейке, который в полном смысле слова командует этими морями. Географические очертания страны входят, как один из главнейших элементов, в создание той постоянно действующей роковой силы народной истории, которая помимо всех случайных событий увлекает ее преимущественно в ту, а не в другую сторону. В XVI веке Каспийское море и Волга связывали в один политический мир мусульманские царства от Персии до устья Оки. Когда русский народ сел на развалинах северных татарских царств и захватил в Астрахани ключ этого длинного бассейна, он прямо вступил в права мусульманского наследства: главный торговый путь России, Волга, выводил нас в пустынное Каспийское море — море без хозяина и кораблей, по берегам которого стояли, однако ж, многолюдные города и жили промышленные и богатые народы. Мы знаем из восточных историков, какой трепет объял всех мусульман каспийского прибрежья, когда они узнали о падении Казани и Астрахани. Связанные ежедневными сношениями с этими странами, считая себя за один почти народ, они не понимали, зачем русским останавливаться на устьях Волги. По их мнению, Ширванское царство должно было немедленно подвергнуться участи Астраханского, и они были правы: когда казачьи атаманы распоряжались как хотели на всем каспийском прибрежье, то дело это не было бы слишком мудреным для московского царя. В то же время молила нас о спасении единоверная Грузия, истерзанная мусульманскими нашествиями. В то же время казаки селились на Тереке; пятигорские черкесы принимали подданство России. Если бы продолжился блестящий период деятельности Грозного, может быть, кавказский перешеек был бы занят тремя веками ранее. Как бы ни было, с XVI века мысль о владычестве на Кавказе стала наследственною в русской истории; в периоды слабого управления она как будто гасла; но всякое сильное царствование вновь выводило ее наружу. Сейчас же после Грозного Годунов посылал стрельцов в Грузию. Затем период самозванцев отбросил Россию на много лет назад и заставил ее думать только о возвращении утраченного. Но вот вступает на престол Петр и, только что кончив войну за Балтийское море, сейчас же начинает ее за Каспийское; если бы бог дал ему жизни еще на несколько лет, русское владычество утвердилось бы тогда же окончательно на Кавказе. Между Петром и Екатериной правительство во внешней политике и вне польских дел почти ничего не преследовало систематически. Мысли о Кавказе воскресли только при Екатерине. Хотя Екатерина колебалась и не желала занимать навсегда Закавказье, тем не менее она послала в прикаспийские области графа Зубова, и если бы не смерть императрицы, то русские войска не вернулись бы за Терек. С того времени, как империя, давно уже владевшая Каспийским морем, доросла наконец до Черного, можно было безошибочно предвидеть, что несколько ранее, несколько позже кавказский перешеек будет занят русскими. Можно сказать только «слава богу», что занятие это совершилось при Павле; если бы промедлили три-четыре года, то, конечно, в период непрерывных европейских войн первой половины царствования Александра было бы уже не до Кавказа; а с 1815 года всякое посягательство с нашей стороны на этот край вызвало бы на свете кавказский вопрос в размерах вопроса европейского.