Двадцать второго июня в Ичкерию действительно пришли двести конных и сто пеших дагестанцев, под начальством гумбетовского кадия, но Амалат-бека с ними не было. Как только они явились, Бей-Булат послал гонцов к мичиковцам созывать с каждого двора по одному человеку для великого общего дела; мичиковцы собрались и пошли к Маюртупу. К ним пристала часть ичкеринцев, ауховцы, качкалыковцы и жители Большой Чечни. Так совершилось первое чудо имама – сбор весьма значительного войска, что сделать было не совсем легко под зорким глазом недремлющего Грекова.
Вооруженное скопище двинулось через Шалинскую поляну и заняло аул Атаги, расположенный против Грозной за Ханкальским ушельем. Чеченцы ликовали, потому что нигде не видели русского войска. Мало-помалу они уверовали даже в истину слов проповедника, что имам Махома вовсе и не будет драться с русскими, а только скажет слово – и они убегут за Терек.
Греков понял, что дела начинают принимать нешуточный оборот; тогда он уведомил чеченцев, что через три дня сам придет к ним за Хан-Кале, приказав объявить об этом по всем аулам, чтобы никто не смел впоследствии сказать, что о движении его не было известно. Он писал при этом, что если тридцатого июля вся их сволочь удержит его в Хан-Кале, он позволит всякому верить в святость имама и поклоняться ему.
Наступило тридцатое число. Ночью Греков стянул свою конницу к Грозной, усилив ее двумя слабыми егерскими ротами. И чуть забрезжил свет, он, верный своему слову, уже вел отряд к Ханкальскому ущелью. День выдался весьма ненастный: черные тучи висели над землей, шел дождь, гремела гроза, со свистом и воем налетали порывы ветра. Орудия и пехота вязли в грязи, замедляя движение всего отряда. Но Греков не думал оставить предприятия и, молча, завернувшись в бурку, ехал впереди. Ханкальское ущелье отряд прошел без выстрела. Приблизились к Атаги – и увидели толпы мятежников, в страшном беспорядке бегущие за Гойту. Дело в том, что как только всадник прискакал с известием, что Греков идет, Махом, по совету Бей-Булата, вышел к волновавшемуся народу и сказал: “Теперь начинать бой не время! Укройтесь за Гойту, в леса, и ожидайте совершения чуда!” Послушные слову имама, толпы не заставили дважды повторять приказания и пустились бежать с такой поспешностью, что менее нежели в полчаса атагинские поля опустели. Только растерянная провизия, папахи и даже бурки свидетельствовали, что еще недавно здесь стояло значительное скопище. Предусмотрительность Бей-Булата была весьма благоразумна; он понимал, что если на этот раз толпы его будут разбиты Грековым, то все предприятие, устраиваемое с таким трудом, разрушится разом, и самая вера в святость имама исчезнет.
Заняв Атаги, Греков между тем остановился. И немедленно из всех деревень, лежавших вокруг атагинской долины, явились к нему депутаты с заявлением, что они – верные слуги русского правительства и никогда не пойдут за имамом. Нужно сказать, однако, что многие из депутатов только что от него возвратились. “Если хотите разрушить свое благосостояние, испытать нищету и разорение,– сказал им Греков,– то соединяйтесь с мятежниками. Вам известно, что я всегда и везде бил чеченцев, надеюсь и теперь строго наказать вероломных”. Страх близкой опасности несколько охладил многих приверженцев пророка. Качкалыковцы и ауховцы также прислали уверение в своей непоколебимой преданности. И хотя, конечно, это была только преданность на словах, однако все эти обстоятельства показывают, что угроза оружия еще могла разрушить очарование, каким старались ослепить народ Бей-Булат и его сообщники. К сожалению, Греков не имел достаточно сил, чтобы действовать с той быстротой и решимостью, какие требовались важностью минуты. Вся линия по Тереку и Сунже охранялась тогда лишь слабым сорок третьим егерским полком, разбросанным в нескольких укреплениях, а в самой Грозной между тем болезненность была так велика, что недоставало людей даже для караулов. Греков перед тем убедительно просил прислать к нему с минеральных вод хоть сорок человек при офицере; команда эта была к нему отправлена, а вместе с тем Грекову разрешено было остановить батальон сорок первого егерского полка, проходивший из Дагестана в Кабарду. Но затем больших подкреплений даже и ожидать было нельзя: одновременный бунт в Кабарде, происшествия на правом фланге и разгром русских селений между Кубанью и Тереком поглощали все русские силы. Кавказская линия вся переживала чрезвычайно трудное время.
Таким образом, достигнув Атаги и полагая, что одного смелого движения его через Ханкальское ущелье ввиду главного скопища мятежников достаточно, чтобы образумить чеченцев, Греков в тот же день возвратился в Грозную. Но обычная предусмотрительность на этот раз изменила ему. Бей-Булат именно и воспользовался его отступлением, разгласив, что русские, не сделав вреда ни одному чеченцу, бежали от одного взгляда святого имама. Это было второе чудо, совершенное последним перед целым народом.