Кавказская война. Том 2. Ермоловское время

По Бухарестскому трактату 1812 года река Кубань признана была границей между Россией и Турцией, и на анапского пашу была возложена обязанность удерживать закубанские народы от набегов в русские пределы. Но даже в первое время по заключении мира, когда Турция, быть может, и желала соблюсти принятые на себя обязанности, влияние ее на горские народы оказалось не настолько сильным, чтобы водворить спокойствие и мир на берегах Кубани. Когда же между Портой и русским правительством возникли несогласия по греческому вопросу, и русское посольство, в 1821 году, выехало из Константинополя, турки сами начали поощрять воинственные предприятия черкесов. При общем ожесточении мусульман против христианского мира в эпоху греческого восстания турецкая пропаганда на Кавказе приняла весьма опасный характер. Покорение Кабарды дало еще больший толчок этому движению. Турция не могла не понимать, что постройка в Кабарде укреплений есть первый шаг к покорению и целой Черкесии, а в ее планы не входило уступить России обладание страной богатой и дарами природы и воинственным населением, представлявшим превосходнейшую в мире конницу. Отдать “такой алмаз в огранку гяурам” для Турции значило, говоря восточным слогом, “проглотить ком кубанской болотной грязи”, и Турция спешила поднять черкесский народ и бросить его на русские границы.

Между тем состояние и Кубанской линии и Черноморья далеко не соответствовало той важной роли, которая выпадала на их долю. Ермолов, осмотревший Кубанскую линию в 1818 году, нашел ее в положении совсем безотрадном. Первой по пути от Георгиевска была крепость Темнолесская, отодвинутая далеко от Кубани внутрь Кавказской губернии,– Ермолов нашел ее совершенно ненужной. “Не знаю, какую она и прежде могла приносить пользу,– говорит он,– будучи расположена в таком месте, где ничего не защищала и куда не мог прийти неприятель по местоположению почти неприступному. Она не могла даже вмещать такого числа войск, с которым бы можно было пуститься на самое легчайшее предприятие. Нельзя было расположить в ней и никаких запасов, ибо нет к ней дорог, кроме весьма трудных”. За Темнолесской следовала крепость Святого Николая – памятник командования в крае генерала Ртищева. “Трудно узнать,– замечает о ней Ермолов,– чего Ртищев желал более, места нездорового или бесполезного. Во время разливов Кубань затопляла все укрепление и через окна вливалась в казармы. Болезни и смертность превосходили вероятие. Я приказал уничтожить убийственное сие укрепление”. Далее, вниз по Кубани, лежал Прочный Окоп – небольшое укрепление, занимавшее важный стратегический пункт, не утративший своего значения до самых позднейших времен кавказской войны, но находившееся в жалком состоянии. Лучше других была крепость Кавказская – штаб-квартира Вологодского пехотного полка, но крутой берег Кубани, на котором она была построена, обрушился от множества заключавшихся в нем источников, и часть крепости теперь лежала в развалинах. Последней к стороне Черномории была крепость Усть-Лабинская, построенная Гудовичем; она была настолько обширна, что всего количества войск, расположенных на линии, не хватило бы для занятия ее, а между тем в ней не было ни одного каменного строения: казармы, магазины, самый арсенал – все было деревянное. Вода для гарнизона добывалась из одного небольшого колодца, а брать ее из Кубани мог всегда и легко помешать неприятель.

Эта линия укреплений, растянутая на огромном протяжении, среди мест, повсюду открытых, перед рекой, имевшей множество удобных переправ, охранялась всего двумя слабыми пехотными полками, Вологодским и Суздальским (позже – Тенгинским и Навагинским, пришедшими из России); два же поселенные на ней линейные казачьи полка. Кубанский и Кавказский, едва были достаточны только для охранения их собственных станиц, и кордоны по Кубани занимали уже донцы.

Ко всему этому, пространство между верховьями Кубани и Малкой, от Баталпашинска и до Константиногорска, не защищенное ни одним укреплением, долго оставалось открытым путем сообщений между Черкесией и Кабардой, обессиливая тем еще более Кубанскую линию.

“А между тем линия эта,– говорит Ермолов,– имела важное значение, потому что Кубань входящим углом углубляется в наши границы и, касаясь тыла, угрожает Ставрополю, месту склада всех боевых и жизненных запасов войск. Пятнадцать тысяч отважных закубанцев могли бы, овладев Ставрополем, прервать сообщение Кавказской линии с Доном и разорить не только все деревни по пути к Георгиевску, но и все слабые военные посты по Кубани... И только одному несогласию живущих за Кубанью народов должно приписать, что они не делают своих набегов далеко внутрь линии, на что по своему многолюдству легко бы могли решиться”.