Кавказская война. Том 3. Персидская война 1826-1828 гг.

Скоро оказалось, что проводник сбился с дороги; кругом была местность незнакомая. Попадались канавы, рытвины, можно было ежеминутно наткнуться на какую-нибудь блуждавшую шайку рассеявшихся персиян, а прикрытия никакого, и ночь – зги не видно. Была одна очень опасная минута. В темноте внезапно показалась какая-то конная толпа, двигавшаяся прямо на орудия. Один Линейный казак, случайно присоединившийся к батарее Чернивецкого, выехал к ней навстречу. Но было очень темно, и разобрать русские ли это или персияне – было нельзя. Линеец остановился и окликнул издали: “Кто едет?” Ему отвечали: “Казаки!” Выговор, однако был не казацкий. “Казаки, стой! Какого полка?” – продолжал допрашивать линеец. Молчание. Он повторил вопрос. “Казачьих полков!” – вдруг резко крикнул кто-то. Линеец повернул коня и поскакал назад.

“Ваше благородие, это кизильбаши; их человек сорок, они уж выдернули шашки”.

К счастью, ни Чернивецкий, ни его солдаты не растерялись. Они стали кричать “Ура! В ружье, казаков сюда!” Персияне остановились и стали всматриваться. Одно орудие между тем снялось с передков, и вдруг, в непроглядном мраке, грянул выстрел. Ядро просвистало в воздухе,– и персияне моментально исчезли.

На гул пушечного выстрела между тем прискакала целая сотня казаков. Оказалось, что пехота находилась отсюда всего в двух-трех верстах и, слыша выстрел, послала их узнать, в чем дело. Казаки провели орудия к тому отряду, к которому они шли.

А между тем, пока Чернивецкий блуждал по полям, в русском стане происходило следующее.

Едва раздался крик “сардарь бежал”, как карабинерный полк, занимавший в тот день траншеи, быстро двинулся к крепости. Первая карабинерная рота, капитана Золотарева, имея во главе генерал-майора Остен-Сакена и командира полка Фридерикса, смело прошла через ров и, поднявшись на бруствер, вступила в город. Тут она убедилась, что гарнизона в нем уже действительно не было. Из главного лагеря между тем также посланы были войска, чтобы преследовать сардаря. Пехота шла напрямик, по полям, усеянным на всем протяжении огромными каменьями; конница скакала в обход, стараясь захватить в свои руки дороги к Эривани, к Тавризу и к турецкой границе. Несмотря на темную ночь, нижегородцы, с полковником Раевским, первые настигли бегущих. К ним скоро подоспел Чугуевский уланский полк и затем казаки. Вся конница, под начальством генералов Бенкендорфа, Розена и Шабельского, ударила на колонну, при которой находился и сам Гассан-хан. Что произошло затем в ночной темноте, когда противники, сталкивавшиеся грудь с грудью, не отличая своих от чужих, рубились наобум, описать невозможно. С рассветом русская конница насчитывала до пятисот изрубленных персидских тел и возвратилась в лагерь с двумястами пятьюдесятью пленными. Сам Гассан-хан, однако, успел скрыться, и жители видели его потом блуждающего с сотней всадников в безводном ущелье, вблизи турецкой границы.

Паскевич с главными силами вступил в крепость утром 20 сентября, встреченный армянским духовенством и населением. В крепости взято было тринадцать орудий, большие запасы хлеба, которые были очень кстати для войск, нуждавшихся в провианте, и было освобождено множество русских пленных. Во время осады все они были заперты в крепостной магазин, на крышу которого то и дело падали бомбы и ядра, ежеминутно угрожая смертью заключенным.

Замечательно, однако, что ни одному из них русские выстрелы не нанесли ни малейшего вреда. Когда крепость была занята, пленные немедленно получили свободу. Среди них были и армяне, и грузины, и немцы из разбитой персиянами Екатеринфельдской колонии, и молодые женщины и девушки. В числе других был освобожден тогда четырнадцатилетний мальчик, Спиридон Эсадзе, впоследствии замечательный генерал корпуса жандармов, умерший в 1875 году в Кутаиси. Радость освобожденных понятна вполне только тому, кто испытал всю тяжесть неволи и плена на жестокосердом Востоке. Потери русских были ничтожны.

Сардарь-Абад пал. Дорога к Эривани лежала перед Паскевичем открытой.

XXX. ПОКОРЕНИЕ ЭРИВАНИ

После падения Сардарь-Абада настала очередь Эривани. Обстоятельства войны к осени 1827 года так изменились, что в Петербурге и лично у государя составилось основательное убеждение, что в покорении не Тавриза, а именно Эривани, лежал в тот момент ключ к дальнейшим успехам. Вот что писал граф Акссельроде Паскевичу на его представления по этому поводу: “...Его величество полагает, что действия к Тавризу могли быть предприняты без предварительного занятия Эривани в весенней кампании, как предполагалось; но при нынешних же обстоятельствах каждое движение к Тавризу должно быть последствием овладения Эриванью”.