Кавказская война. Том 5. Время Паскевича, или Бунт Чечни

Лес, обрамлявший горы по ту сторону речки, кишел неприятелем. Оттуда по временам раздавались ружейные выстрелы, доносился глухой стук топоров и голоса людей, очевидно спешивших устраивать завалы. Эмануэль увидел, что если дать неприятелю время укрепиться на том берегу, то переправа через небольшую, но быструю горную речку обойдется нам не дешево. Три орудия, собранные в одну батарею, направили огонь на опушку, и когда гранаты разогнали рабочих и разметали завал, неприятель покинул лес и стал подниматься в гору. Авангард наш тотчас перешел Худес-су и начал наступление.

Подъем на карачаевский перевал был до того крут, что войска не раз останавливались, чтобы перевести дух, а неприятель, пользуясь этими остановками, усиливал перекрестный огонь, под которым все время держал наши колонны. Было уже два часа пополудни. На вершине горы показалась новая партия, человек в двести, которая, рассыпавшись по гребню, усилила оборону перевала. Были ли то карачаевцы, прибывшие из дальних аулов, или же закубанские народы выслали им в помощь шайку своих отчаянных головорезов – об этом у нас не знали; но во всяком случае присутствие лишних двухсот винтовок не замедлило отразиться на самом ходе сражения. Ружейный огонь со стороны карачаевцев, хотя частый, но урывчатый, теперь превратился в батальный. Тем не менее авангард наш подавался вперед медленно, с расстановками, но неуклонно. Он мужественной настойчивостью завоевывал себе каждый шаг, и горцы должны были понять, что дело их проиграно, что через час, много через два, Карачаевский перевал – последняя опора их страны – будет в руках русских. Но надежда еще не покидала их. Они знали, что ожидает русских там, у самой вершины горы, и заранее представляли себе то смятение, в каком эти стройные колонны будут сброшены вниз и побегут, объятые паникой, а они будут преследовать их, – преследовать и рубить до самой подошвы горы.

Как ни труден был подъем, особенно для арьергарда, куда отправляли убитых и раненных, большая часть его была пройдена, оставалось не много – расстояние одного ружейного выстрела, но на этом расстоянии и цепь, и колонны вдруг остановились. Произошло действительно нечто совершенно неожиданное. Гора вдруг вздрогнула, заходила ходуном, и сверху на головы атакующих войск обрушились громадные утесы, целые скалы и камни в сотни пудов. Все это, гудя, прыгая, дробясь на части и вздымая пыль, за которой нельзя было ничего разобрать, летело вниз с ужасающей силой. Несколько человек были буквально раздавлены; многие получили тяжелые ушибы или контузии. Каменный дождь действительно озадачил войска и произвел в них некоторое смятение. Наступила критическая минута экспедиции. Было уже поздно, солнце уходило за горы, вечерние сумерки быстро охватывали окрестность, а сражение оставалось еще сомнительным и не решенным.

Тогда Эмануэль, убедившись, что фронтальная атака горы невозможна, двинул свой последний резерв в обход неприятельского фланга. Это была рота егерей силой в восемьдесят штыков, под командой поручика Митцкевича. Обходное движение ее было, однако, замечено горцами. Егеря попали под сильный перекрестный огонь, но, несмотря на это, Митцкевич пробился до подножия высокого, отдельно стоящего холма, с которого можно было анфилировать неприятельскую позицию, – и взял его штурмом. Сильный огонь, открытый им во фланг неприятелю, расстроил карачаевцев. Горцы, сбрасывавшие камни, первые полетели вниз вместе с ними и устлали своими трупами весь скат горы. Неприятель отшатнулся от гребня, и каменный дождь остановился. В это мгновение в войсках раздалось “ура!” – и русские колонны вскочили на перевал. Карачаевцы не выдержали натиска и бросились бежать с криком: “Нет более Карачая! Нет более нашего отечества”.

Стемнело, когда в воздухе пронеслось и замерло эхо последних выстрелов. Преследования не было. Неприятель, окутанный темнотой наступившей ночи, отступал по такой местности, где мы легко могли потерять плоды дорого доставшейся нам победы, если бы горцы опомнились и решились сделать ночное нападение. Генерал приказал ударить отбой. Этот сигнал, благодаря обстановке, среди которой он прозвучал, имел в себе нечто торжественное – им как бы закреплялся акт покорения карачаевцев.