И тот не прогнал. Народу было мало. Пекалову жадно хотелось горячего, однако на щи с мясом Пекалов не посягнул (придерживал остатки денег); он пил чай стакан за стаканом – оборванец с ввалившимися щеками. Он ни о чем не думал, его трясло и знобило.
– Дожди пройдут, – сказал ему половой, подавая от самовара очередной стакан и навязывая хоть какой-то разговор о погоде. Пекалов кивнул: «Да. Дожди…» – а про себя испугался: с сыростью не усилятся ли грунтовые воды, не случится ли чего с рекой?
Когда Пекалов вышел из трактира, слепцы все еще колотили мальчишку: лупили его и крутили ему уши, а он орал. Все-таки вырвавшись, малец отскочил в сторону.
– Сами теперь живите, бельмастые!.. – орал он злобно с расстояния, отбегая все дальше. Гневливые слепцы тоже кричали и даже клялись Богом, что никогда не простят поводырю его злую дурь.
«Эй, отцы!» – Пекалов окликнул, и, поскольку слепые так явно были голодны и неприкаянны, Пекалов пообещал им пропитание и даже немного водки; а работа как работа, рыть под землей.
Слепцы прислушались.
– Богово ли дело? – спросил старший, ему было уж много за сорок.
Пекалов ответил, что дело Богово. И не воровство. И не иная мерзость. Он только не стал говорить, что подкоп роется под рекой, – ему показалось, что Бог внушил ему умолчать в горькую минуту, когда он остался лишь с Кутырем. Зачем им знать, что над ними река: пусть копают без страха… Слепцов было трое, и, едва сговорившись, Пекалов заторопил:
– Пошли, голуби, пошли скоренько!
– Да куда ж ты спешишь?
– А дождь начнется? – суетился Пекалов, боясь, что маленький поводырь вернется к ним и, раскаявшись, все испортит.
Со слепцами вместе, незрячими и потому бесстрашными, Пекалов рыл еще три недели. Через каждые десять прорытых под рекой шагов слепые бросали работу, становились на колени и яро молились:
– Господи, помилуй нас.
И еще через десять шагов:
– Помилуй нас!
И еще:
– Господи, помилуй!..
Они прошли осыпающийся щебень, они осилили звонкий и пугающий слой гальки, затем – глина, затем снова щебень, и, наконец, они докопались до огромного валуна, за которым и стали кусты нехоженого, заболоченного берега. Вышли наверх. В старой уральской легенде это особенно удивляло: слепые лучше и надежнее других завершают дело.
В варианте история подкопа под Урал заканчивалась тем, что отец и процветающий брат хватали Пекалова и, дабы не ронял имя, упрятывали его навсегда в какую-то хибарку с надзирающей старухой – вид ссылки. Если не вид лечения. Там он и окончил дни. Иногда выходил и вглядывался (во время грозы – ветер доносил влагу), всматривался: далеко ли Урал? Был он совсем одиноким.
В самом же конце долгой этой истории происходило как бы освящение купчика Пекалова и даже вознесение его на небо, бог уж знает за что – за настырность, что ли. (Как сказали бы сейчас, «за волю к победе».) Ибо не открыл он на той стороне реки никакого источника, не заложил церкви. Да и сам по себе был Пекалов вполне живым и грешным, и лишь в финале легенды обнаруживается литература, делающая попытку, каких много: слепить образ
Слепцы – люди, живущие
На том месте Урала теперь мост, и до недавнего совсем времени стояла там часовня, при входе в которую на левой стороне белел полустершийся рисунок вознесения (Пекалова с нимбом вокруг головы возносили на небо два ангела). В тени часовни часто сидели с корзинами старухи, ехавшие с рынка. Время шло. Однажды весной часовня рассыпалась, рисунка нет, и ничто не напоминает там о безумном копателе, который был людям памятен и, что там ни говори, вошел в легенду.
2
Один из отцов акупунктуры, китайский врач, в VII, кажется, веке, поднялся талантом своим до исключительных высот врачевания, но в легенду не вошел. Он вошел в известность и в силу – но не в легенду.