Кавказский узел

– Мне нужен Сохраб Сосланбеков. Скажи, что я пришел от его племянника. И я не из полиции.

…

– Уже не из полиции.

Мужик почесал бороду жестом, который говорил о непривычности его к ношению бороды…

– Там дальше по ходу – хинкальня «У Мамеда». Знаешь?

– Найду.

– Иди там… посиди. Покушай. К тебе подойдут…

У Мамеда и в самом деле было хорошо – спокойно как-то. Хинкальня пухла многоязыким говором, аппетитным запахом жареного мяса и теста, острыми, на грани пристойности, шуточками хозяина, который присутствовал в зале и опытной рукой правил бал – почти что застолье. Магомед сел, заказал дюжину хинкали (в Дагестане их называли курзе, но это одно и то же). Он знал, как их есть, показывали в Грузии. Надо взять за сухой кончик, откусить уголок и выпить бульон – только потом есть. Сам хвостик не съедается и оставляется на тарелке.

О, Аллах, как он голоден.

Он съел десять, заказал еще десять – и тоже съел. Пусть мясо и было подозрительное какое-то, но мясо есть мясо. А хинкальня привычно гудела, и он вслушивался в этот гул, пока его не дернули за рукав.

– Ты Камаль?

Это был какой-то пацан.

– Нет, но я от него.

– Пошли. Тебя ждут.

Пацан привел его к одному из стоявших на пустыре «КамАЗов», который ничем не отличался от других – ни возрастом, ни кабиной, ни даже амулетом на зеркальце в салоне, представлявшим собой изображение руки с поднятым указательным пальцем (нет Бога, кроме Аллаха!), обвитой колючей проволокой. Они прошли к задней части «КамАЗа», там была приставлена лестница. Магомед поднялся в кузов, откинул полог – и увидел Камаля.

Они крепко обнялись, Магомед сел на ближайший мешок – «КамАЗ» был наполовину уже разгружен.

– Что слышно?

– Абу Салеха арестовали. Вы тоже в розыске.

– Откуда знаешь?

– Собирали личный состав. Выступал сам Аль-Саед.

– Что сказал?

– Что Абу Салех русский агент и агент Кадырова. И вы тоже.

Магомед сплюнул

– Они что там, совсем?

– Говорят, что вы за деньги продались. Абу Салеху, говорят, в эту пятницу голову отрубят на площади.

Магомед уже не сдержался – выругался.

– Он же воевал!

– Аль Саед сказал, тем тяжелее его вина. Скверну надо выжигать огнем.

– Вот с..а.

– Многие из полка уходить собираются.

– А вот это зря.

Камиль тяжело вздохнул.

– Вот сами подумайте, товарищ подполковник, – он впервые назвал Магомеда русским званием, – сколько братьев полегло за то, что тут шариат Аллаха был. Ну, вот он, шариат – и что? Жрать нечего, срач никто не убирает, кругом как был весь этот неджес[112], так и есть, как брали взятки, так и берут.

– Ты прав. Но дело не в этом.

…

– С системой можно сражаться только изнутри, понял? Уйдете вы – наберут других. Понял? Кто-то должен оставаться.

…

– Пацанам передай, пусть держатся.

– Хорошо, передам.

– Не показывайте вида. Делайте все, что они говорят. Они преступники – и Аллах накажет их нашими же руками.

– Хотелось бы.

– Эй!

…

– То, что происходит, есть козни шайтана, пробравшегося в души многих, очень многих людей.

– Да? А не слишком ли многих?

Магомед не нашелся, что ответить на этот простой, в общем-то, вопрос.

– Вам надо бежать из города. Сейчас я поговорю с дядей.

Камиль откинул полог тента и спрыгнул вниз. Магомед остался сидеть на мешке, схватившись за голову и думая, куда, в какие глубины ада им еще предстоит опуститься. Говорят, что человек за одно плохое слово будет семьдесят лет лететь в глубину ада… а какое же наказание уготовано им за то, что они совершили.

Аузу била мина шайтан и раджим.

Через несколько минут в кузов постучали, и Магомед вылез. Камиль стоял рядом с дядей Сохрабом и выглядел смущенным.

– Дядя Сохраб говорит, – сказал Камиль, смотря на землю, – что сейчас не те времена, когда они хорошо жили, и потому он может оказать вам гостеприимство только на три дня, как это предписывает шариат. Но рабочих рук не хватает, и дядя готов дать тебе работу в обмен на еду и кров, и если ты согласишься, то можешь оставаться у него столько, сколько потребуется.

Магомед долго не думал.

– Я готов работать.

– Извините, эфенди, но…

– Все нормально. Эфенди Сохраб, да воздаст вам Аллах за вашу доброту.

Сохраб кивнул.

– Тогда можешь начинать прямо сейчас. Как только появятся покупатели, надо будет разгрузить «КамАЗ» и погрузить мешки на то, на чем они приехали.

– Нет проблем.

– Можешь спать в кузове или на спалке, когда я там не сплю. Я буду говорить, что ты мой дальний родственник из города. Как тебя звать?

– Как и Пророка – Мохаммед. Но лучше если Мамед.

– Значит, Мамед…

Мука распродалась достаточно быстро, и на обратный путь они нагрузили в «КамАЗ» всякой всячины, китайской и турецкой, то, что может пользоваться спросом в горах. Когда они ехали в обратный путь, Магомед осторожно спросил:

– А машины проверяют?

– Мою – нет, – сказал Сохраб, – я, когда ехал в город, уплатил за оба конца.

– Тогда нельзя ли свернуть в одно место? Погрузим кое-что из моих пожитков.

Сохраб исподлобья глянул на нового работника.

– Хоть ты и пришел от Камаля, который сын моего брата, и я поклялся именем Аллаха, что выведу его в люди, проблемы мне не нужны.