Кавказский узел

Аслан отнюдь не был в этом уверен.

Первый в истории независимого Дагестана военный парад прошел нормально – показали даже подразделение боевых беспилотников, вооруженное китайскими операторскими дронами, с которых можно было скинуть на врага боевую гранату. Выступили авторитетные люди, говорили о независимости, о том, какое великолепное будущее ждет Дагестан – страну гор. Аслан не был в этом уверен.

И еще он хотел бы знать, кто и зачем поставляет в республику русское боевое оружие в таком количестве и по такой цене, что его может купить любой.

Дагестан, Махачкала. 20 мая 2018 года

В эти дни происходило очень многое…

Аслан Дибиров сам, по собственной инициативе, направился в Дербент, южную столицу Дагестана, где было сильно азербайджанское влияние – впрочем, Дербент был интернациональным городом, почти как Одесса. Там, в ресторане «у маяка» на берегу, он договорился о встрече с представителями азербайджанской общины, среди которых, видимо, были и люди, имевшие выход на самые верха в Баку.

Собирались медленно. По странному стечению обстоятельств, по кривой гримасе судьбы – это был тот же самый ресторан, в котором они принимали представителя Евросоюза Беннетта. А вон там, дальше по побережью, ресторан, где они последний раз разговаривали с Лаймой – точнее, он просто послал ее подальше.

Подъезжали и подъезжали машины. Здесь оказались не только азербайджанцы, в Дербенте были большие вопросы относительно того, как дальше жить и существовать, хотя бы потому, что большую долю в доходах составляет коньяк, и никакого другого рынка для него, кроме России, не существует – в Грузии свои коньяки, а в мусульманские страны коньяк не продашь. Власть в Махачкале привычно больше слушала себя, чем регионы, а регионы вынуждены были только догадываться, в какую сторону качнет. Ну и заносить – чтобы качнуло в нужную. А как же…

– Аслан Ахатович…

Мэр города почтительно склонился к столу.

– Прошу вас…

– Все прибыли?

– Нет… на секундочку…

Он встал из-за стола.

– Сюда…

Они вышли из ресторана, мэр достал из кармана ключи с сигналкой. Новенький, блестящий бело-лунным лаком «шестисотый» «Мерседес» приветственно моргнул фарами.

– Мы должны куда-то поехать?

– Аслан Ахатович… мы знаем, что у вас сегодня день рождения, поэтому… от лица, так сказать, всего делового сообщества Дербента просим…

– Али Даниярович…

В голосе Аслана послышался холодок.

– У меня сегодня нет дня рождения.

– Да? Простите… просто мы подумали.

– Неправильно подумали.

– Простите… еще раз простите – но разрешите тогда узнать…

– Али Даниярович…

…

– У меня нет дня рождения. С тех пор как я стал министром юстиции. И отныне это будет правилом. У государственных чиновников нет дней рождения. Вы все поняли?

За столом стихал шум, выпили по одной. В мусульманском Дербенте, в городе, где похоронены ансары Пророка, делали отличный коньяк и не видели ничего плохого в том, чтобы сопроводить трапезу рюмкой-другой. Это было одной из составных частей легенды о Дербенте – городе, которому пять тысяч лет…

– Господа… – наконец поднялся мэр, – я с радостью предоставляю слово министру юстиции Дагестана, уважаемому Аслану Ахатовичу Дибирову…

Аслан поднялся.

– Уважаемые… – сказал он, – все вы старше меня, и согласно нашим традициям, не я вас должен учить и говорить вам что-то, а вы меня. Я и не буду вас учить. Я просто поделюсь своими мыслями относительно будущего нашей республики – а вы донесете эти мысли до тех, до кого сочтете нужным.

На дворе двадцать первый век. Это век, в котором нельзя отгородиться от всего мира стеной и думать, что они там живут так – а мы будем жить так, и нам на все плевать. Россия отказалась от нас, но у нас есть уникальный шанс, какой дается не всякому, – построить такую страну, в которой было бы не стыдно жить нам и нашим детям. Это путь, по которому тяжело, спотыкаясь, идет Грузия. И это путь, по которому должны пройти мы.

Вспомните день размежевания. Это произошло не так уж и давно. Вспомните, чем он вам запомнился…

…

Мне он запомнился нагруженными машинами в Махачкале. Мы получили независимость – и в этот же день люди, погрузив то, что могли, на машины, ринулись в Россию. И среди них были не только русские – наших было намного больше, чем русских. В этот день я испытал стыд, какой не испытывал никогда в жизни. Я не испытывал стыда, когда сбежало начальство – они не хотели отвечать за то, что творили, вот и сбежали. Я не испытывал стыда, когда на моих глазах разбегалась полиция – они тоже во многом виноваты. Но я испытывал стыд, когда видел, как люди бегут с родной земли на чужую. Еще ничего не произошло плохого – а они уже бежали. Это значит, что люди не верили в нас. Совсем.

И, оглядываясь назад, я все чаще задаю себе вопрос: а может, они были правы?