Казачий адмирал (СИ)

Среднюю жену я отдал Ионе. Пора ему познать самое хлопотное и дорогое удовольствие. Научился людей убивать, пусть научится и производить их. Старшую отвели на тартану, чтобы вахтенные не скучали. Хозяина я закрыл на женской половине вместе с детьми. Кстати, дверь запиралась снаружи более крепко, чем изнутри. Рабу-грузину я разрешил идти, куда хочет. Не знаю, куда он хотел, но больше я его не видел. Старик первым делом вынул из уха медное кольцо и швырнул его в закрытую дверь женской половины. После чего взял небольшой хозяйский топор, завернул в лоскут дешевой ткани плоскую лепешку, кусок овечьего сыра и немного свежих фруктов и вышел со двора шаркающей походкой. Надеюсь, он умрет на родной земле.

Ночевал я на мужской половине в спальне на втором этаже. Атия не сопротивлялась даже для приличия. У нее были маленькие груди и тонкое и гибкое тело с гладким животом, несмотря на то, что с год назад родила дочку. Она с упоением отдалась любовным ласкам. Как подозреваю, Атие было интересно позаниматься любовью с гяуром. Однажды я познакомился на курорте с женщиной, которая в последнюю ночь своего отдыха осчастливила нас обоих. До этой ночи муж у нее был первым и единственным.

— Не хочется прожить, как дуре, так и не попробовав с другими мужчинами! — искренне призналась она.

Я заметил, что большинство замужних женщин отправляются на курорт с мыслью: если не повезет, останусь верной женой.

Глава 30

Ограбленный нами Трабзон горел так же ярко, как Синоп и Каффа. И опять мы двигались медленно, чтобы не отставали перегруженные суда самых разных типов и размеров. Взяли не так много, как в упомянутых выше двух городах, но все равно немало. Выражаясь языком двадцать первого века, благодаря последним двум походам рейтинг Петра Сагайдачного вырос значительно. Если не наделает ошибок, в чем я сомневаюсь, поскольку человек он не глупый, то в ближайшие несколько лет ему смещение с должности кошевого атамана не грозит.

Когда наша флотилия проходила мимо южной оконечности Крыма, по берегу нас сопровождал отряд татарских всадников и горели сигнальные костры. Были небольшие отряды дозорных и на мысе Тарханкут, и на Тендровской косе и на Кинбурнской. Впервые за нами следили так плотно. Наверное, не могут простить разграбление Каффы.

Возле входа в Днепро-Бугский лиман нас поджидал турецкий флот. Меня попросили подойти к нему поближе и посмотреть, стоит ли с ним связываться? Это были десятка два баштард, кадирг и кальятт, четыре трехмачтовых парусника, которые западноевропейцы называют галеонами и с сотню более мелких судов. На каждом галеоне не менее трех десятков пушек большого калибра и, наверняка, немало пехоты, а борта настолько высоки, что даже с тартаны трудно будет забраться. Галеоны стояли на якорях, перекрывая вход в лиман. Те, кто попытается прорваться через их строй, получат столько, сколько не смогут унести. Галеры догрузят остальное. Перетянуться через Кинбурнскую косу, как после Синопа, тоже не получится, потому что на ней дежурили конные татарские разъезды. Видимо, мы сильно разозлили турецкого султана.

Кошевой атаман Петр Сагайдачный созвал раду на баштарде. Меня тоже пригласили. Как-то само собой получилось, что меня никто не выбирал, но никто и не оспаривал мое право быть членом рады.

— Предлагаю, товарищи, вернуться домой через Синее море. Здесь нам пути нет, потеряем много, — предложил кошевой атаман.

Все были согласны с ним, поэтому никто не стал возражать. Собирались, пока не стемнело, лечь на обратный курс.

Тут вмешался я:

— Пока не стемнело, давайте пойдем к затоке, якобы собираясь переправиться через нее.

— А зачем? — спросил Петр Сагайдачный.

— А затем, что, если турки поймут, что мы отправились к Керычу (так крымские татары называли и город Керчь, и Керченский пролив), то эти погонятся за нами, а там подготовятся к встрече. В узком проливе они нас и зажмут с двух сторон, — ответил я. — На самом деле мы ночью выйдем в открытое море, удалимся подальше от берега, чтобы нас не обнаружили, и там пойдем к Керычу. Пусть турки порешают, куда мы пропали?! Пока сообразят, мы уже в Синем море будем.

Кошевому атаману не хотелось принимать мой план, но его собственный был хуже.

— Хитер, Боярин! — как бы с похвалой произнес Петр Сагайдачный. — Только вот, если нас догонят в отрытом море, перебьют всех.

— И в Керыче перебьют, если догонят, — сказал я и поддел язвительно: — Тебе не всё равно, где умереть?!

— Да уж, разницы нет, где голову сложить! — молвил Василий Стрелковский, не уловивший подтекст нашей с атаманом пикировки. — Пойдем в открытое море. Глядишь, Боярин опять не подведет!

Вот как раз этого хотелось и не хотелось Петру Сагайдачному. С одной стороны лучше остаться живым и богатым, а с другой — привыкнут казаки, что я не подвожу, и решат, что больше подхожу на роль кошевого атамана. Что-либо возразить он не успел, потому что остальные члены рады поддержали Василия Стрелковского.