Казачий адмирал (СИ)

Вернулись из похода кандыбовские казаки в конце зимы, промерзшие и злые. Добычи оказалось не так много, как обещал гетман Войска Запорожского. По пути к Москве казаки захватили и разграбили несколько маленьких городов, включая Путивль, и множество деревень и монастырей. Принадлежность к одной вере не мешала казакам забирать ценное церковное имущество, убивать, насиловать и продавать в рабство захваченных жителей, в том числе и монахов с монашками. То есть, монахи из неказацких монастырей своими не считались. Москву они так и не сумели захватить. Говорят, что московитов спасли холода: в конце октября ударили морозы. Две недели арктический антициклон наводил порядок и в наших степях. Обычно сильные морозы ложатся только на снег, а в этом году по ночам за минус десять было, когда деревья еще с листвой не расстались. В Москве, уверен, было еще холоднее. Мерзнуть в окопах, осаждая город, казаки не захотели, разошлись грабить окрестности. Поляки, привыкшие атаковать за спинами казаков, сразу присмирели. В итоге в ноябре начались мирные переговоры, в результате которых перед самым Рождеством был заключен мир на четырнадцать с половиной лет. За поляками оставались Смоленская и Северская земли, а королевич Владислав отказывался от претензий на московский престол, но, демонстрируя иезуитскую изворотливость, не признавал Михаила Романова царем. Казаков поляки наградили щедро — двадцатью тысячами золотых (по одному на брата) и семью тысячами штук сукна (по одной на троих). Все остальные обещания поляки забыли напрочь и даже перестали называть Петра Сагайдачного гетманом, хотя клейноды не отобрали. Не потому, что не хотели, а потому, что побоялись сражаться с двадцатью тысячами казаков. Впрочем, к моменту подписания мирного договора многие казаки покинули польскую армию. Часть перешла на службу к своему противнику, московскому царю, часть отправилась служить австрийскому императору Фердинанду, часть — персидскому шаху Аббасу, который к тому времени уже подписал мирный договор с турками, но отважные вояки всегда нужны, а самые беспредельные решили, никому не подчиняясь, ограбить северные области Московии.

Глава 41

В лунные ночи мне до сих пор кажется, что смотрю в кинотеатре черно-белый фильм, что всё это не со мной, что часа через полтора зрелище закончится, по экрану пробегут титры, а потом включат свет. Я стряхну наваждение — чужие страсти и судьбы — и поеду домой, как когда-то в юности. Тем более, что сейчас мое тело не намного старше, чем у того парня, что ходил в кинотеатры. После появления компьютера это заведение для меня перестало существовать, даже три-д фильмы не привлекали. Наверное, дело было все-таки не в развитии техники, а в том, что перестал верить в чужие сказки.

Шхуна при слабом северо-восточном ветре довольно резво идет вниз по течению Днепра. Сейчас проходим остров Тавань. Следом за ней строем кильватер следуют пять чаек. Больше желающих отправиться за турецкими и татарскими зипунами не нашлось. В паланке сейчас мало казаков. Остальные ушли с Петром Сагайдачным к Киеву то ли воевать за поляков, то ли против них. Идем мы как можно тише, не привлекая внимание. Нас слишкмо мало, чтобы сразиться с гарнизоном Аслан-города. Видят ли нас из крепости турецкие вояки — не знаю, но из пушек не палят. Если не спят, то делают вид, что спят. Им, видимо, тоже не хочется связываться с нами. Они ведь, скорее всего, не догадываются, что перед ними весь отряд, думают, что большая часть просто отстала. Или я думаю о них лучше, чем они есть.

— Можете отдыхать, — когда шхуна минует южную оконечность острова, говорю я казакам, которые стоят на палубе с ручницами наготове.

Тихо переговариваясь, они спускаются в трюм, где теплее и не так сыро. Для середины июня ночь холодновата, потому что весь день шел дождь. На палубе остаются только четверо матросов, обученных мною работать с парусами, мой джура Иона в роли рулевого и Петро Подкова, из которого я пытаюсь сделать вахтенного офицера, а потом и капитана шхуны. Прорываться на ней через турецкие проливы будет слишком рискованно, поэтому оставлю ее казакам, отправлюсь в Западную Европу по суше. Берега Днепра Петро Подкова знает лучше меня. Можно было бы пойти отдохнуть, оставив его на вахте, но нам все равно целый день придется отсыпаться. Неизвестно, есть ли турки в Днепро-Бугском лимане, поэтому на день спрячемся в камышах, а ночью продолжим путь.

Чтобы скоротать время, спрашиваю вахтенного офицера:

— Будет война с ляхами или нет?

— Бог его знает! — искренне восклицает Петро Подкова. — С одной стороны, товарищество обижено, что ляхи договор не соблюли, а с другой стороны, от ляхов никто и не ждал, что поступят по чести. Веры им никогда не было.

— Но наказать бы их не помешало, — подсказываю я.

— Товарищество тоже так думает, — соглашается он.

Петро Подкова — истинное дитя казацкой среды. Мне кажется, ему даже в голову не приходит, что решение может принять одни человек, и этим человеком может быть он сам. По этой причине я не уверен, что из него получится толковый капитан.