Казачий алтарь. Книга 1

Лидия выхватила его негнущимися пальцами. И – как в пропасть – опустила глаза. Почерк был Яшин. Чтобы убедиться, она поднесла треугольник к глазам, вдохнула сладкий душок отсыревшей бумаги и – разревелась…

И вот – теперь война докатилась до хутора!

После прохлады подземелья благостным казалось вечернее тепло, его ласковость. Беспечно стрекотали в прибрежных бурьянах кузнечики. Солнце, наполовину заслоненное макушкой дальнего бугра, крыло оранжевыми лучами верхи деревьев. А все, что виднелось в тенистой речной долине: красноталы, камыши, плесы, крайний ряд куреней, – обрело знакомую четкость. До слуха Лидии донеслись невнятные тревожные голоса баб. Она замерла, но так и не смогла разобрать слов. От этой неопределенности на душе стало еще тяжелей. Обыденный хуторской мир воспринимался уже иначе, нежели сегодня утром. Он надломился. И никак, и ничем нельзя было остановить той страшной перемены в жизни, которую нес фронт…

2

В сумерки вернулась Лидия во двор с огорода, до устали натрудив плечи полными ведрами (поливная делянка была изрядной). Однако еще не успела выложить собранные помидоры, как вдоль улицы – заполошный перестук копыт. Напротив шагановских ворот Иван Наумцев осадил коня и возмущенно крикнул:

– Лидка! Кума! Хвитинов твоей матери… Почему не на ферме?

Вопрос нового председателя колхоза застал врасплох. Лидия подошла к забору, вспыхнула:

– Чего глотку дерешь? А то сам не знаешь…

– Завернули коров обратно! Перекажи бабам, хватайте подойники и бегом на колхозный баз… Дед Кострюк фляги подвезет. Его не дожидайтесь. Начинайте доить. Да не кублитесь!

Заслышав разговор, из летницы выглянула Полина Васильевна, не скрывая тревоги, спросила:

– А про нашего Тихоновича ничего не слышно? Молодняк не пригнали?

– Нет!

– А про немцев что известно? Иде они?

– Тетя Полина, аль ты глухая? Под боком же гремит! – С досады всадник стеганул дончака и срыву пустил в намет…

Через полчаса оповещенные Лидией доярки двигались к ферме. Первой шла по дорожке, пересекающей бывший майдан, Матрена Торбина, опустив голову, – точно выискивала что-то под ногами. За ней легко шагала гибкая, как лозина, Анька Кострюкова. Чуть на отрыве следовали Лидия и Таисия Дагаева, соседка. Потеряв терпение, она насмешливо спросила:

– Аль ты клад шукаешь, тетка Матрена? Еле плетешься!

– Ага, клад… – буркнула толстуха. – Чеши первой, раз такая шустрая! Тута бонбы на каждом шагу таятся! Вон, у Черешенковых, упала одна на базу. Лежит и не взрывается, холера…

Вскоре близ церковной ограды зачернела чаша воронки. Тетка Матрена, перекрестившись, вновь подхватила:

– Энта ж надо! По церкви шпульнули! Хочь она зараз и приспособленная под склад, а все одно… Я, бабочки, коды в погреб бегла, оглянулася. Летели гадские гостинцы, как семечки от веялки. А раз взорвалось их не дюже много, то остатние тута и приховалися.

– Да-а, хорошенький гостинчик Черешенковым подкинули, – с недоброй усмешкой сказала Анька. – И есть дом, и – нету.

– Насмерть никого не сгубило? – обеспокоилась Лидия, заметив, что в западной стороне, скрадывая звезды, завис долгий красноватый сполох.

– Бог спас, – с ударением на первом слове ответила тетка Матрена. – А вреда – ужасть сколько! У деда Демьяненко сарай разбило. У Мандрыкиных бонба сзади куреня гахнула. По стенке трещина пошла… А у бабки Мигушихи козу оглушило. Пацан Аниськи Кучеровой хотел было прирезать. Только ножик занес, а коза кы-ык подскочит! И убегла…

– У нас в двух окнах стекла выбило, – пожаловалась Таисия, овдовевшая месяц назад и до сих пор не утратившая в голосе горестной интонации. – Как теперь жизнь сложится?

– Как придется, – отозвалась Анька. – Был бы хомут… Кто как, а я немцев не очень страшусь. Мы с Митькой в колонке немецком кабанчиков брали. Люди как люди. Коммуной отдельной жили. Угрюмые, но по характеру прямые. А обмишулить их все равно можно!

– Сравнила, – резко бросила тетка Матрена. – Те как шелковые были, потому как мирные. А энти – солдаты! От жен оторванные. У них одно на уме. Дело жеребячье…

– И поделом нашим служивым! Допустили немчуру – расхлебывайте! Так что, девки, готовьтесь…

– Замолчи! Что ты мелешь? – осекла Лидия. – Может, твой Дмитрий раненый где-то лежит, а ты такое?!

Анька пристыженно промолчала.

От майдана проулок вильнул к выгону. Выше, на взгорье, темнели глинобитные стены коровника, изгородь база. Оттуда доносился надсадный коровий рев.

Подвода, которую Лидия приняла издали за телегу молоковоза, оказалась чужой тачанкой. Вдоль нее ходил незнакомый бритоголовый военный. На куче камыша, завезенного для починки крыши, маячили огоньками папирос двое солдат. Анисья Кучерова, пришедшая первой, и скотник Василь Веретельников жались у дверей. На своем привычном месте, у стены, уже стояли приготовленные молочные фляги с откинутыми крышками.

– Добрый вечерок! – поздоровалась Анька, намеренно близко пройдя мимо офицера. – Никак нас прибыли охранять?

Никто не отозвался. Что-то недоброе почуяла Лидия в этой общей оцепенелости.