Казачий Дон: Пять веков воинской славы

Князь Дмитрий Трубецкой, казачий вождь, заранее остановился на дворе Бориса Годунова и устраивал там пиры для казаков, «моля их, чтоб быти ему на России царем и от них бы, казаков, похвален же был». Казаки на тех пирах пили и шумели, а меж собой над Трубецким смеялись.

Помимо этих знатных воевод, претендовали на русский престол один из Шуйских, князь Иван Голицын, князь Пронский, кабардинец князь Черкасский и другие достойные вельможи.

Но казаки, среди которых преобладали ветераны движения Лжедмитрия II, настаивали на избрании молодого Михаила Федоровича Романова, который не был запятнан какими-либо связями с интервентами и чей отец в свое время играл важную роль в Тушинском лагере. Кроме того, Михаила Романова поддерживала мощная боярская группировка.

И Трубецкой, и Пожарский, и Черкасский да еще и Мстиславский с Куракиным были против молодого Михаила Романова.

7 февраля объявили на Соборе перерыв на две недели. Ждали, что казаки разъедутся на службу или разбредутся воровать, чтоб без их давления посадить на Москве царем кого надо.

И тогда казаки сказали свое слово.

21 февраля многие вольные казаки осадили дворы Трубецкого и Пожарского, ворвались в Кремль на Земский собор и ругали там бояр, что не выбирают царя, чтоб самим властвовать. Бояре им стали говорить – вот восемь достойнейших, среди них будем выбирать. Но казаки закричали, что выбирать не надо, что царь Федор Иоаннович, умирая, «благословил посох свой» Федору Никитичу Романову, но поскольку Федор Никитич от мирской жизни отошел и принял постриг под именем Филарет, а сейчас находится у ляхов в застенках, то выкрикнуть царем надо сына его – Михаила Федоровича.

Дядя Михаила, хитрейший Иван Никитич Романов стал говорить: «Тот князь, Михаил Федорович, еще млад и не в полном разуме». На что казаки, как и договорились, ответили ему: «Но ты, Иван Никитич, стар, в полном разуме, а ему, государю, ты по плоти дядюшка прирожденный и ты ему крепкий подпор будешь».

В общем, заставили присягнуть Михаилу Романову.

По легенде, казачий атаман на Соборе подал грамоту об избрании царем Михаила Романова, а поверх нее положил свою обнаженную саблю.

Писали через полтора века историки, что настоял на избрании некий «славного Дону атаман», а кто – Бог весть. На утвержденной грамоте казачьих подписей нет.

Добившись своего, многие казаки поразъехались, а многие ушли на войну с литовскими и шведскими людьми к Смоленску, Путивлю и Новгороду, за что обещали им бояре от имени нового царя великое жалованье, «смотря по службе».

За границу полетели вести, что царь новый не крепок, что казаки выбрали «этого ребенка», чтобы манипулировать им, а большая часть населения казаков не любит и боится. И в Польше поляки говорили в сердцах сидевшему в плену Филарету: «Посадили сына твоего на Московское государство одни казаки-донцы».

На этом Смута в России стала стихать. Но еще несколько лет в северных и центральных уездах страны бродили разбойничьи казачьи отряды, грабившие население. Ведя борьбу с разбоями, новое русское правительство стремилось одновременно заинтересовать казаков в возвращении на Дон.