Казачий дух

— А ты и так отсюда не уйдешь, — он покривился от приступа внезапной боли и снова постарался улыбнуться. — Мне нужно было время, чтобы помощники собрали моих воинов по склонам гор и снова привели их под стены крепости. Они это сделали, отважные джигиты уже здесь.

Панкрат резко выпрямился в седле, заметил вдруг, что на казаков из-за каждой сакли, из-за каждого выступа в крепостной стене смотрят дула ружей. Впервые в жизни он пожалел о том, что оставил оружие у Николки, тогда можно было бы захватить Шамиля в плен и не выпускать его из своих рук до тех пор, пока терцы не выбрались бы из проклятых теснин. Сохранились бы сотни казачьих жизней и матери не оплакивали бы сыновей с едва пробившимися у них усами. Но и сейчас еще не все было потеряно. Увидев, что имам собирается возвращаться к своему войску, Панкрат процедил сквозь стиснутые зубы:

— Имам, наш разговор еще не окончен.

Вождь презрительно усмехнулся, он ничего не ответил, продолжая заворачивать морду арабчаку и подгоняя его каблуками ноговиц. И тогда Панкрат перехватил из его рук уздечку и дернул ее на себя, одновременно кладя правую руку на рукоять своего кинжала:

— Шамиль, ты не ответил на мои вопросы.

Предводитель абреков сверкнул бешеными зрачками:

— Что еще ты хочешь узнать? — прошипел он ядовитой змеей.

— Где мой сын Павлушка и моя сестра Марьюшка? — теряя над собой контроль, оскалился полковник. — Если ты ничего не скажешь, ты сам не уйдешь отсюда живым.

— А ты сможешь повести за пленниками свое войско? — брызнул слюной абрек.

— Говори, горный бирюк.

— Они уже на границе с Грузией.

— Куда вы их гоните?

— Никуда, атаман, твой сын и твоя сестра будут жить по горским законам, так же, как твоя жена-чеченка стирает тебе, казаку, твое белье и подтирает за твоими сыновьями русское говно, — по звериному ощерился главарь абреков. — Не одному тебе воровать горянок и плодить казаков, пора вашим женщинам тоже рожать горцев.

— Разве ваши джигиты не крали наших скурех?

— Случалось.

— У нас с Айсет вышло полюбовно.

— Горянка не имеет права выходить замуж за иноверца, это противоречит законам шариата, — вскинулся Шамиль. — Муса сказал, что он успел подыскать твоей сестре хорошего жениха, а твой сын будет воспитываться в тейпе братьев Бадаевых, убитых тобой, — он гортанно закончил. — Таков закон наших гор и никто не вправе его нарушить.

Словно неведомая сила отбросила полковника назад, он вдруг увидел перед собой сумасшедшего, возведенного на вершину власти кем угодно, только не человеческим разумом. Мусульманский имам, призванный своим богом укрощать животные страсти соплеменников, сам проповедовал кровную месть. К тому же в начале диалога служитель аллаха солгал, сказав, что впервые слышит о сыне и сестре собеседника, выкраденных его подчиненными. Эти два поступка показались из ряда вон выходящими, обрывающими в корне рассуждения о мире и дружбе между казаками и горцами. Панкрат приготовился вытащить кинжал из ножен, он уже нацелился схватить абрека за черкеску и воткнуть лезвие ему под сердце, когда Шамиль вдруг извернулся и первым нанес удар походным ножом, спрятанным в правом рукаве черкески. Инстинкт самосохранения и на этот раз спас жизнь атаману, заставив его уклониться назад. Острие вошло в предплечье, расшивая черкеску до самой спины. Сколько раз Панкрат благодарил судьбу за то, что она наделила его мгновенной реакцией, какой обладали и его родители. Не единожды сшибался он в поединках с горцами, всегда выходя из них победителем. Вот и сейчас он умудрился распрямиться пружиной и проткнуть кинжалом одежду Шамилю, успевшему всадить каблуки ноговиц под брюхо своего арабчака. Лезвие пропороло ему бок и тут-же белогривый скакун за один прыжок преодолел расстояние в несколько сажен, вынося своего хозяина из опасной зоны. На помощь имаму уже спешили его мюриды, разрывавшие свои рты в правоверной ярости. Из-за укрытий раздались первые выстрелы, они были еще не точными, а лишь только прицельными. Но полковник знал, через мгновение ситуация изменится до неузнаваемости, и тогда на небольшом пространстве между саклями станет властвовать одна смерть. Он поднял кабардинца на дыбы и развернул его на задних ногах в обратную сторону, затем пригнулся к холке и помчался к своему войску:

— Укладывайте коней на землю, станичники, — крикнул он.

Приказ атамана был исполнен моментально, Панкрат увидел, как терцы, положив лошадей, сами спрятались за из крупами. В стволы загонялись патроны, приклады прижимались к плечам. Войско терских казаков, окружившее армию абреков, тоже заняло круговую оборону. Атаман сунулся в самую гущу соплеменников, подсекая нагайкой передние ноги кабардинцу и падая рядом с ним. Он успел вовремя, горцы приготовились к атаке, их первые ряды уже стронулись с места. А выстрелы из-за укрытий не прекращались, они переросли в единый залп, от которого некуда было спрятаться. То один казачий конь, то другой вдруг вскидывался над дорогой и с утробным ржанием падал обратно. Дальше медлить было нельзя.

— Казаки, к бою!