Казачий дух (СИ)

— А ты нам ничего и не говорил, кроме того, что твои предки родом из здешних мест, — вытер салфеткой жирный подбородок Шамиль. — Они были терскими казаками из станицы Стодеревской, не так ли?

— Этого я тоже не знаю, — не согласился узник. — Я родился в Москве, в семье коренного москвича.

— Который был послом в Соединенных Штатах Америки, — влез в диалог Радуев. — А сейчас твой отец Вадим Ростиньяков заведует отделом в министерстве иностранных дел России.

— Это неправда, людей с одинаковыми фамилиями очень много. — Но другие Ростиньяковы мне на пути не попадались, иначе я бы их запомнил, — загоготал Радуев, разинув рот с вставными зубами.

Шамиль похмыкал в усы и подмигнул гостям:

— Фамилия очень редкая. Сдается мне, что она не русская и чем-то похожа на клички наших иностранных журналистов, — он кивнул на узников, продолжавших у порога прижиматься друг к другу. — Как их там, Де Арган, Де Аргстрем. Не какая-нибудь Натали Трепова, по ней сразу видно, что она газетчица и любит трепаться по всякому поводу.

— Я не позволяла себе писать неправду. Никогда, — не выдержала оскорбления в свой адрес преподавательница из Сорбонны. — Я всегда старалась правдиво освещать только то, что есть на самом деле.

— Госпожа Трепоф, вы запамятовали про ваши статьи об Ираке и Саддаме Хусейне, главе этого ближневосточного государства, — подал голос Абу аль Валид, по виду увлекшийся перебиранием четков из сандалового дерева. — Вы думаете, что мы неграмотные арабы и ничего не замечаем?

— А что я по вашему могла написать оскорбительного в адрес Ирака и его руководителя? — не сдавалась молодая женщина. — Я только затронула тему о репрессиях иракцев против курдского народа и о коррупции, поразившей высшие эшелоны власти в этой стране.

— Разве это твое дело, женщина? — вежливо улыбнулся Абу аль Валид. — Ты должна всего лишь ублажать мужа и воспитывать детей. В остальном мужчины разберутся сами.

— Так заставляют поступать своих жен-рабынь только мужчины в Азии и на арабском Востоке, а я свободная гражданка европейской страны… — Вот и оставайся ею, зачем лезть туда, куда тебя не приглашают. В комнате наступила настороженная тишина, нарушаемая лишь раздраженным мужским сопением да тихим шарканьем тапочек на женщинах, занимавшихся уборкой посуды со стола. Казалось, они летали по воздуху, изредка прикасаясь ногами к полу, покрытому толстым слоем ковров. Затем Басаев вздернул свои прямые брови и бросил на морского офицера взгляд, полный холодного отчуждения:

— Значит, ты ничего нам не расскажешь? — со скрытой угрозой спросил он у него. — Кто ты, откуда и какие были планы у вашей группы, которой ты руководил? — Нам с тобой беседовать не о чем, — передернул плечами морпех.

Главнокомандующий чеченской армией машинально коснулся пальцами кобуры с пистолетом, висящим у него на ремне, в углах его рта появились две резкие черточки.

— Здесь иностранные студенты договорились до того, что Шамиль Басаев, то есть я, всем вам приходится близким родственником. Ты тоже одинакового с ними мнения? Ведь твои предки из того же населенного пункта, и фамилия у них была Даргановы.

— Я уже сказал, что родился в Москве и лично мне ничего выяснять не надо, ни с кем. Тем более, с тобой, — непримиримо угнул голову офицер. — Ты сам не раз убеждался, кавказец, что за нас лучше всего говорит наше оружие.

Басаев снова надолго ушел в себя, видно было, несмотря на внешнюю его невозмутимость, что внутри у него идет жестокая борьба. И кто в ней победит — добро или зло — не мог знать даже он. За окнами дома на низкой высоте в который раз пронесся над улицей боевой вертолет, вызвавший очередное раздражение на лицах полевых командиров. Летчик или разведывал обстановку в ущелье и в горах вокруг, или чувствовал шестым своим чувством, что в мирном ауле не все в порядке.

— Разлетался, зеленый петух, — процедил сквозь зубы один из горцев. — Скоро мы и ему обломаем его пятнистые бока с крыльями.

— Винты, дорогой Исмаил, — поправил соплеменника его товарищ. — Это русская попрыгунья-стрекоза, которая лето красное пропела, оглянуться не успела, как «стингер» вспорол ей брюхо.

Вокруг раздался дружный хохот мужчин с лужеными глотками. Он заполнил всю комнату, неприятно надавив пленникам на ушные перепонки. Басаев поморщился, подвернув рукава камуфляжа он обнажил костлявые запястья. Затем выпрямил спину и сразу превратился в каменное изваяние, в котором живым остался один рот, укрытый густым волосом.

— Морпехов мы никогда не брали в плен, — с легким сожалением, проскользнувшем в равнодушном голосе, сказал он. — Десантниками из ВДВ еще не брезговали, а от морской пехоты толку никакого.

— У нас установка на врагов иная, — согласно кивнул офицер.

Стрекот «вертушки» прибавил ему, как и остальным узникам, уверенности в себе.