Казак Дикун

Не догадывались казаки, какая, внешне незаметная, буря бушевала в душе 27–летнего писаря. По какой причине он так заискивал перед ними. Дворянский сынок из Полтавской губернии, по легкомыслию оказавшийся в бегах от родителей, он в 1791 году случайно попался на глаза командиру пешей черноморской команды Антону Головатому, был им обласкан и пригрет, зачислен казаком в Васюринский курень. Ну а потом служба письмоводителем при самом' кошевом атамане Захарии Чепеге, старшинский казачий чин и армейский чин капитана.

Ни одного дня — в строевой сотне, а все бумага, писанина, угождение начальству… И теперь при Котляревском играл он заметную канцелярскую роль. Помогал сочинять атаману пасквиль царю на казаков, боясь теперь, как бы они не разоблачили его подлинное лицо оборотня и не свели с ним счеты. Оттого он дрожал, как трусливый заяц, и лебезил перед ними.

Маршрут держали в направлении Кущевского куреня, оттуда предстояло двигаться на Ростов — Дмитриевский. Летняя жара еще не спадала, и путники в дневные часы испытывали немалую жажду и желание охладиться в ка- кой-нибудь степной речке или озерце. Возле некоторых из них останавливались, распрягали лошадей, делали привал: купались, но поближе к селениям, кордонным постам. Молчаливый полковничий адъютант предупреждал:

— От опасностей подальше. Чтобы не налететь на ка- кую-нибудь разбойную шайку.

На это ему во время отдыха у реки Челбас Федор Дикун сказал:

— Мы и сами не намерены рисковать. Не имеем права.

— А при чем здесь право? — нарушив свою замкнутость, спросил офицер.

— При том, — объяснил вожак голоты, — что громада — великий человек. Она нам доверила свою судьбу, с ней к императору пойдем. Оттого нам нельзя загинуть в пути.

На пятый день гужевой делегатский поезд, пыля по дороге, въехал в степной курень Кущевский, разместившийся в треугольном пространстве при слиянии рек Ка- валерки и Куго — Еи в одну судоходную реку Ею. По берегам рек густой стеной колыхались камыши и рогоз, в небе вились стаи птиц, степь благоухала настоем разнотравья. Курень обживался, здесь было уже более ста хат, насе

ленных коренными кущевцами, выходцами из Запорожской Сечи. В лучшую пору жители куреня гордились тем, что к их куренному товариществу были приписаны Антон Головатый и князь Григорий Потемкин — Таврический под именем казака Нечесы. При случае и сейчас они могли напомнить о близости к тем уже усопшим батькам…

Весть о приближении к куреню представителей делегации черноморцев, направляющейся в Санкт — Петербург к самому императору Павлу I, подняла на ноги всех его жителей, от мала до велика. С самой окраины за подводами делегатов увязалась ватага казачат, вихрастых и загорелых, шумно оглашавших селение своими звонкими голосами:

— До царя едут! Послы к царю!

Посередине селения столь же невзрачная, как и остальные строения, стояла хата под камышом с узким навесом над дверью у входа. Это было куренное правление. Перед ним на улице толпился народ. Федор Дикун и остальные его собратья не сразу взяли в толк, по поводу чего отвлеклись люди от своих домашних хлопот и собрались в таком множестве. Неопределенность разъяснилась как только поездная кавалькада поравнялась с правлением и сделала остановку. Оказалось, вот этого момента и ожидали кущевцы.

К спешившимся поезжанам приблизился сухощавый, средних лет, казак с редкой сединой на висках, которой слегка были тронуты и его аккуратно подстриженные усы и бородка. На сильных загорелых руках кущевец, держал каравай искусной домашней выпечки с водруженной на нем солонкой. Приветливо улыбаясь, он произнес:

— Мы уже знаем, что вы — черноморская делегация. Добро пожаловать в наш курень. Этим хлебом и солью наше товарищество благословляет вас на дальнейший святой подвиг за дело бедного казачества и всей сиромы.

Из толпы послышались одобрительные восклицания в поддержку слов, сказанных казаком:

— Правильно, Прокофий, такая у всех нас думка.

Ничего не ведавшие о подобной встрече делегаты поначалу несколько даже стушевались. Как в рот воды набрал, помалкивал сопровождавший их офицер — пузыревец. Да и писарь Мигрин держался незаметно. Кто-то из делегатов сориентировал кущевца, державшего хлеб — соль:

— Вот ему, Дикуну, вручайте.

Приветствующий сделал поворот к Федору, а тот выступил вперед и принял дорогой подарок. Дикун бережно отломил кусочек каравая, обмакнул в соль и на виду хозяев отведал хлебное печево. Передавая каравай Осипу Шмалько для всей своей делегации, сказал:

— Уважьте, хлопцы, громаду и все попробуйте хлеб.

Поднявшись на подводу, окруженный всеобщим вниманием, Дикун выступил перед кущевцами взволнованно и страстно:

— Спасибо вам, громодяне, за любовь и ласку. По правде сказать, мы и не предполагали ни о какой такой встрече. Теперь же еще раз убеждаемся, что не напрасно несем свой тяжкий крест и наша борьба за справедливость в Черноморском войске находит понимание и поддержку среди таких, как вы, тружеников.