Казак Дикун

Кто приказал, не было сказано, но и без того путники знали: доверенный царя граф М. В. Каховский. Он-то и вызвал на следующий день сопровождающих офицеров и предводителя недовольных казаков Федора Дикуна для беседы. Интерес разбирал пожилого сановника, в прошлом боевого генерала: кто таков Дикун да почему посмел он учинить смуту в Черноморском войске.

Представительный барин в добротном мундире предложил офицерам стулья у стен, а Федора усадил за приставной столик, примыкающий к его большому кабинетному столу, уставленному затейливым чернильным прибором, медным подсвечником и иными принадлежностями.

— Ну как, из черноморцев, — с простоватым видом спросил хозяин кабинета изможденного молодого казака, — никто не отстал в дороге?

Уже немало времени Дикуну нездоровилось, у него запали щеки на лице, заострился прямой нос, глуше стал голос. Но, стараясь не показать свою слабость, четко ответил с определенным намеком:

— Все на месте. Никто не отстал и никто не убежал. Можно не беспокоиться.

Хотя последние слова пришлись не по вкусу Каховскому, но он своего неудовольствия не показал. Все в том же доброжелательном тоне задал другой вопрос:

— Как же это вы, батенька, решились на бунт?

В согласии со своими показаниями в Петропавловской крепости Дикун пояснил:

— С нашей стороны не было никакого бунта. Мы прошение подали — только и всего. А старшина нас стала преследовать. Тогда и казаки дали им достойный отпор.

На эти доводы мало что могли возразить санкт — петер- бургские крючкотворы, в тупик поставили они и Каховского.

— М — да, — протянул он неопределенно, а потом сказал: — Но все равно у вас дело незавидное.

— Так его для нас сочинить постарались, — смело заявил Федор.

— Это ты зря, — начал урезонивать его Каховский. — Видите, какое послабление вам устроил великий государь, из тюрьмы вас отпустили.

Хотел Федор в лад ему ответить: «отпустили в другую тюрьму», но воздержался, на императора он замахиваться не стал, результат мог ухудшиться еще больше. Промолчал, ничего не сказал.

— Что ж, — подводя говор к завершению, сказал Каховский, — идите с Богом домой, просите у него смирения души.

Как много позднее написал поэт: и пошли они солнцем палимы — так вот и черноморские бунтари отправились мерить новые версты. Только солнце их не палило, оно лишь слегка поворачивало на весну, да и то в отдельные последние дни. По календарю продолжалась еще зима и она давала о себе знать.

Ко всему, что пришлось пережить Дикуну за последние годы — к нему привязалась еще и простуда. Кашель

буквально не отпускал казака, у него часто подскакивала высокая температура. Но надо было двигаться вперед, и черноморец наравне со всеми стойко выносил путевые невзгоды.

Вступив на бериславскую землю, Федор Дикун вспомнил, как он впервые прошел по ней вместе с переселенческой партией 3. Чепеги, как хоронили здесь старого кобзаря Кромполю, какой тогда представала перед ним милой и впечатлительной Надия Кодаш. Видения почти восьмилетней давности и нынешнее его положение болью отозвались в сознании молодого казака, он тяжело вздохнул и шепотом промолвил:

— Никто не знает, что будет с ним завтра.

Берислав встретил дикуновскую группу промозглой

февральской сыростью. Шла она от Днепра, из низких нахмуренных облаков, из самой земли, пропитанной дождями. Место знаменитое. Когда-то здесь у острова Товани вблизи Каховки стояла турецкая крепостца Кизи — Керма- ни (Ислан — городок), много через нее турки и крымские татары провели колонн невольников и невольниц с Украины и южно — русских земель. Для блокирования прохода по Днепру в его узком, в 500 шагов, месте казачьих «чаек» с запорожскими вольными молодцами, не раз трепавшими во время своих набегов сынов Магомета, владетели Кизи — Кермани протянули от берега до берега железные цепи. Но и они не помогали: сечевики все равно прорывались на простор в низовья Днепра.

В 1696 году Петр I отвоевал у турок крепостцу. Она и стала затем исходным началом развития города Берисла- ва, или Борислава. Здесь была налажена мощная переправа через Днепр: на перевозке чумаков с обозами и иных путников действовало 70 больших баркасов. Этим транспортом пользовались и черноморцы при переселении на Кубань.

Историю возникновения Берислава Федор Дикун узнал давно. Теперь же на постоялом дворе он слушал ее в переложении хлопцев, стремившихся хоть как-то отвлечь его от хвори, значительно ухудшившей настроение их вожака.

— Рыцарские времена старой Запорожской Сечи, — с трудом поддерживая беседу, произнес Федор, — канули навсегда. Нам иная доля досталась.

В тот поздний февральский вечер у Дикуна с каждым

часом затруднялось дыхание, полыхнувшее крупозное воспаление легких нагоняло высокую температуру, отчего у больного уменьшились шансы на выживание. И Федор почувствовал это. Экскурс друзей в историю Берислава он незаметно перевел на свое последнее откровение перед неминуемым исходом.