Казак в Аду

Иван ещё что-то долго говорил, доказывал, вроде даже прочёл целую лекцию о этичности или неэтичности принятия на себя чужой кармы с точки зрения универсальности мировых религий и их применения в режиме схоластики на эмоциональных интеграциях современной шкалы ценностей конкретного представителя каждого социального слоя.

В конце заявленной темы он уже и сам безбожно путался в том, с чего начал, но не это было важно, его искренне удивило: а) что утомлённая еврейка давно спит; б) при попытке снять с её колен тяжёлый «галил», чтоб она могла улечься поудобнее, его руки ему не подчинились…

– Странные ощущения… – попытался выгнуть бровь бывший филолог.

– Ещё бы!

– Не понял?

– А вот это уже не имеет значения, – серьёзно ответил Хранитель. – Дом Веры представляет людям редкую возможность – заново пройти жизненный путь, избавиться от комплексов и ошибок, достичь вершин, изменить судьбу и даже в чём-то подкорректировать предначертанное самим Богом… Это величайший из даров! Как стоило бы поступить с теми, кто пренебрегает им?

– Что ты, пень трухлявый, подсыпал в кофе?!

– О, ничего особенного, один медицинский препарат так называемого успокоительного воздействия. Люди либо спят, либо лишены возможности двигаться, – продолжал изгаляться старичок, перебирая кнопки пульта. – Что же мне придумать лично для вас… Отправить на землю в телах собаки и кошки? Ах нет, вы же хотели быть известными личностями. Ну что ж, к примеру, Василий Чапаев и Мэрилин Монро! Чудесная парочка, не правда ли? Пальчики оближешь что за жизнь! Жаль только, вы так никогда и не встретитесь…

– Сволочь! – тоскливо взвыл казак. – А я имею право на последний звонок?

– Кому? – Старичок снял очки, и в лицо обомлевшему подъесаулу глянули дико знакомые оранжевые глаза. – Не хватайтесь за шашку, Иван Кочуев, меня нельзя убить. Господь традиционно не слышит, ваша подруга мирно спит, и сейчас…

– Будь ты проклят, кобель пархатый!

– Проклятый у нас вы. – Тот, кто прикрывался именем и телом Хранителя, медленно развернулся к телевизору и демонстративно покачал пульт на ладони.

– А таки кто вам сказал, что я вся сплю? – нежно улыбнувшись, открыла один глаз притворяющаяся еврейка.

– Э-э, даже не вздумай, дура, – невольно покосившись на ствол винтовки, прошипел нечистый. – Я бессмертен! И стоит мне нажать одну кнопочку, как вы оба перенесётесь на голубой экран, и…

– Ай-ай, какой цорес, всё поняла, учту, совесть имею, хоть и без удовольствия, в вас не палю… Но в телик-то можно?

И прежде, чем знак вопроса на мгновение повис в воздухе, длинная очередь скромного «гадила» в хлам и брызги разнесла чудо японской техники! Не сразу пришедший в себя Хранитель тупо щёлкал пультом, бывший подъесаул беззвучно гоготал, а над расстрелянным телевизором клубился сиреневый дымок и витали зелёные искорки.

– Рахиль, это… спасибо, короче! Я-то думал, что… а ты у меня о-го-го, оказывается! И главное, как про кофе догадалась, а?

– Ой, я вас умоляю! – Отчаянная израильтянка бодро вскочила на резвые ножки. – Да эту химию нас ещё на первых же сборах учили определять на запах! Чашка маленькая, один глоток – и, типа, вырубаемся на корню, как иерусалимская роза, а потом втихую сплёвываем эту мерзость. Я вся училась у вас по системе Станиславского, он был прав, паузу надо держать востро! Недодержал – слил роль, передержал – зритель ушёл до буфета. Как придёте в себя, поаплодируете, сегодня я засрамила саму Сару Бернар! Или какой-то под где-то против?

– Уже который раз эта девчонка путает мне все карты, – задумчиво буркнул себе под нос демон с оранжевыми глазами, надел очки и, тая в воздухе, напомнил: – Но я ещё вернусь. Прощаемся ненадолго…

– Вот сучара позорная, – постарался грознее выругаться всё ещё обездвиженный казак. – Любимая, сколько времени эта дрянь кофейная будет на меня действовать?

– Ещё с час точно, а потом таки можете шевелить пальчиками. Начинать лучше с ног, и не делайте резких движений.

Дочь еврейских родителей встала, потянулась, два раза подпрыгнула и в ритме венского вальса закружилась по маленькой комнатке. Её счастливые карие глаза горели азартом и неуправляемым весельем…

– Ой, мама, как же приятно-таки заставлять дьявола нюхать собственный хвост! Я буквально лучусь хорошим настроением, люблю весь мир и готова каждому насовать подарков. Шо бы мне сделать на вас приятное? Ваня-а… а хотите, я вам стриптиз спляшу? Вам станет не так скучно лежать без дела… Ловите мелодию!

Взявшись за ствол винтовки, как за шест, и томно полуприкрыв очи, нежная искусительница плавно покачивалась, намурлыкивая себе под нос нечто легкомысленно-французское. Всю ту гамму чувств, вложенную багряным молодым человеком в одно-единственное слово, передать грамматически невозможно, эмоции вложите сами. У меня не получилось… Рискнёте?

– Ра-хи-и-иль!?!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ О том, что на деле вся разница между сказкой и ложью – в неуловимом искусстве создавать намёк…