Казахские народные сказки

И палачи повели его к хану.

Увидав Жамана, хан вскочил со своего трона и с гневом закричал:

— Почему до сих пор не казнили его?

Палачи, упав на землю, рассказали хану обо всем случившемся. Хан обернулся к Жаману.

— Что же, ты решился, наконец, сказать мне правду?

— О повелитель! — сказал Жаман. — Я пришел сказать всю правду.

— В таком случае скажи, правда ли, что ты был у Менды, дочери Вали-бая, в ту ночь?

— Правда.

— Дал ли ты слово, что женишься на ней?

— Да, дал слово.

— Почему же в тот раз ты не сказал мне об этом?

— Мой хан! — молвил Жаман. — В тот раз я не сказал правды последующей причине. Когда я пришел к дочери Вали-бая и дал ей знать об этом, то она послала ко мне оселок, нож и драгоценный камень. Это означало: «До тех пор, пока оселок не сточится, до тех пор, пока нож не отделится от рукоятки, умей хранить тайну. Человек, не раскрывший тайны за этот срок, своей верностью завоюет мое сердце, подобно тому, как силой рассекают драгоценный камень…» Так говорила она этими предметами.

Я ответил: «Тайну буду хранить до тех пор, пока голова моя не оторвется от плеч, подобно ножу, клинок которого я отделил от рукоятки. Тайну буду хранить, пока оселок не сточится». И я его разбил вдребезги. «Буду хранить тайну и завоюю твое сердце подобно тому, как раскалываю драгоценный камень». И я сделал это. Как видишь, я дал слово. И потому в тот раз я не говорил правды. Но когда меня привели к виселице и стали вешать, девушка, пожалев меня, прискакала на белом коне и, перерубив веревку, положила поперек меня свою саблю. Это означало. «Без вины за меня не погибай. Я убедилась в твоем мужестве и твоей верности. Поэтому я возвращаю тебе клятву!» Она сама освободила меня от связывавшего мои уста слова, и я теперь говорю правду, истинную правду.

Убедившись в правдивости Жамана, хан созвал народ и устроил большой пир, длившийся тридцать дней и сорок ночей. Потом он сосватал Жаману красавицу Менды.

Однажды сорок визирей, возненавидевших Жамана с тех пор, как хан приблизил его к себе, держали совет.

— Так это продолжаться не может! — решили визири — Надо посеять вражду между ханом и Жаманом. Надо привести хана к Жаману в гости, показать ему красавицу Менды. Хан не устоит перед ее красотой, и мы зажжем между ними огонь вражды.

Уговорившись, они стали наперебой хвалить хану красавицу Менды. Хон поддался уговорам и, побывав в доме Жамана, собственными глазами убедился в необычайной красоте Менды.

«В самом деле, — подумал хан, — она достойна меня!» Вернувшись во дворец, он призвал к себе сорок визирей.

— У меня не было никаких мыслей против Жамана, — сказал он, обратясь к визирям. — Вы заронили их во мне. Я увидел красоту Менды и теперь спрашиваю вас, к какой хитрости вы прибегнете, чтобы мне овладеть ею?

Визири ответили:

— Мы уже придумали, господин наш! Позови Жамана. Пошли его в Барса-Кельмес[41], в страну, откуда никто не возвращается. Там он и умрет. После его смерти кто же возьмет его жену, как не ты, хан?

Хан послал за Жаманом жигита. Подошел жигит к юрте Жамана и стал смотреть через щель. Видит жигит: лежит Жаман на кошме, отдыхает. А жена его сидит возле него, смотрится в зеркало, любуется собой и говорит Жаману:

— Я удивляюсь делам аллаха. Он объединяет таких людей, разница между которыми, как между небом и землей. Смотрю я на себя, и вижу, что подобна четырнадцатидневной луне, достигшей полнолуния. Смотрю на тебя, — ты подобен озеру, вода которого высохла.

Жаман поднял голову:

— Не так ты говоришь, Менды! Ты соблазнилась не моим темным цветом кожи или моей старостью, а вышла замуж за мой ум, — закончил он, рассмеявшись.

Менды, улыбнувшись словам мужа, обернулась. Жигит, входивший в это время в юрту, пораженный ее красотой, потерял сознание и упал.

Жаман и его жена спрыснули жигита водой и, когда он пришел в себя, стали расспрашивать. Жигит сказал, что хан послал его за Жаманом, и ушел.

Когда жигит вернулся во дворец, хан недовольно сказал:

— Ты ушел давно! А мы тут сидим и ждем тебя.

Жигит рассказал хану, как все было, и хан от его речей еще больше загорелся желанием.

Когда жигит ушел, Жаман спросил жену:

— Пойти к хану или нет?

— Иди, — сказала Менды. — Я давно думаю, что он хочет послать тебя в Барса-Кельмес. Коли пошлет — согласись. Но не бери в дорогу быстроногого скакуна, не бери и плавного иноходца. А возьми самую сытую отъевшуюся лошадь из табуна. Сорок визирей будут тебя провожать на трехдневное расстояние. Но лишь только они скроются из виду, ты вернись обратно, зайди в лес, зарежь своего откормленного коня и принеси его мясо домой. Вот мы и будем питаться им.

Когда Жаман пришел к хану, хам сказал:

— Я хочу тебя послать в дальний, трудный путь. Моя надежда не на твое мужество, а на твой ум. Поедешь?

— Поеду! — сказал Жаман. — Посылай, куда велишь!