Казаки-разбойники

В комнату вошёл дядя Боря. Любка видела его раньше. Однажды он встретился им в парке культуры, когда они втроём — мама, папа и Любка — шли по Ландышевой аллее и ели мороженое. Любка его плохо запомнила — подошёл низенький дяденька, поздоровался, что-то сказал маме с папой, а Любку потрепал по макушке и спросил: «Сколько барышне лет?» И уставился Любке в лицо своими коричневыми блестящими глазами. Любке не понравилось дурацкое буржуйское слово «барышня», она сделала вид, что у неё потекло мороженое, и стала облизывать круглые вафли, нарочно далеко высунув язык. Отвечать дяде Боре она не стала. Да он и не ждал её ответа, просто так спросил.

На дяде Боре было коричневое пальто, и кепка тоже была коричневая. Коричневые глаза смотрели весело и невнимательно. И Любка отвернулась от него, лизала своё мороженое и прислушивалась к разговору. Папа сказал, что жарко. Мама сказала, что ветер всё-таки холодный. Дядя Боря сказал, что в парке воздух прекрасный, дышится легко, как в молодости. Все трое засмеялись. Дяди Борин смех тоже не понравился Любке: он был похож не на смех, а на кашель. Она совсем отвернулась от него и ещё раз прочитала буквы на круглых, немного промокших вафлях. На одной вафле было написано «Сима», а на другой — «Нина». А между вафлями уже кончалось мороженое, жёлтое, рыхлое. Почему-то вспомнилось, как один раз случилось необычное: около школы на углу она купила мороженое, и ей попалась одна вафля, на которой было выдавлено «Люба». Любка обрадовалась тогда, показалось, что это большая удача: она Люба и написано «Люба».

В парке было немного пыльно. Любка наконец доела мороженое и облизала пальцы. Дядя Боря глянул на неё весело и безразлично. Он посмотрел на часы и сказал с насмешливой тревогой:

— Надо идти. У меня свидание у чёртова колеса. — Он засмеялся своим кашляющим смехом, и папа засмеялся. А дядя Боря добавил: — У чёртова колеса с одной чертовкой, — и подмигнул своим коричневым глазом. Потом кивнул, прощаясь, и пошёл по Ландышевой аллее, слегка враскачку на своих коротких ногах в коричневых ботинках.

Мама посмотрела ему вслед и сказала:

— Такой интересный, а старый холостяк.

Любка подумала, что старым холостяком быть, наверное, плохо. Вот и мама жалеет дядю Борю. Но тут папа сказал:

— А что ему? Холостяк. Живёт в своё удовольствие.

И получилось по этим словам, что старым холостяком быть хорошо и папа даже завидует дяде Боре.

«Сейчас заспорят, — испугалась Любка. — Ещё рассорятся из-за этого дяди Бори».

И она быстренько взяла папу за руку:

— Пошли скорее на карусель! Смотрите, совсем небольшая очередь.

Чтобы доставить маме удовольствие, она вытерла руки и рот глаженым платочком, который мама с утра положила ей в карман.

Не нужен им никакой дядя Боря. Удивительно было только одно: встретить знакомого, даже противного, в таком большом парке культуры.

А теперь этот дядя Боря пришёл к ним домой, и у мамы напудрен нос. Люба смотрит на дядю Борю: ноги у него как-то отодвинуты назад, потому что живот торчит вперёд. Дядя Боря улыбается Любе и говорит:

— Я кое-что принёс.

Он выходит в переднюю, шуршит около своего пальто и протягивает Любе коробку, завёрнутую в тонкую шёлковую бумагу. Такие большие нарядные коробки Люба видела в только в кондитерской на Смоленской. И они казались такими роскошными, что Люба была уверена, что они не продаются, а выставлены для красоты, как огромные, с Любу ростом, вазы с драконами и японцами в расписных халатах. Коробка была синяя, с золотыми завитками, на ней плыл корабль с высоко загнутым носом, красивый, как в сказке. И море, как в книжке о рыбаке и рыбке, — волны подпрыгивают лёгкие, нарядные и нестрашные. Конфеты «Садко». Дядя Боря смотрел на маму, а мама смотрела на Любу, а Люба рассматривала необыкновенную коробку. В кондитерской мама говорила: «Что ты загляделась? Купим ириски, смотри, какая коробочка славная!» И они покупали. На жёлтой коробке были нарисованы мальчик и девочка; на них были нарядные лапти, вышитые рубахи, мальчик в папахе, девочка в ярком платке. В руках они держали коробку, на ней были нарисованы точно такие же нарядные мальчик и девочка, а у тех опять коробка и совсем маленькая такая же картинка… А там уж и не различить, но, конечно, тоже есть, только не видно. До чего же интересно! У Любки каждый раз дух захватывало от удовольствия и от загадочной бесконечности картинки. И она не спешила развязать ленточку и открыть коробку, хотя ириски были очень вкусные. На каждой были твёрдые мелкие клеточки, и каждая ириска заманчиво блестела. Но, конечно, даже самые вкусные ириски не могли сравниться с конфетами «Садко».

Конфеты были квадратные и тяжёлые и матово отсвечивали. Снаружи был шоколад и внутри шоколад, только мягкий. И если откусить много, то ещё оставалось всё равно много. Каждая конфета лежала на отдельной кружевной бумажке, вогнутой, как корзиночка.