Казаки в Абиссинии

23-е октября (4-е ноября), четверг. Мы вышли из Митиленской бухты около полуночи. Эгейское море развозилось не на шутку. Черные волны подымались, падали и снова вставали с глухим шумом и ревом, кидаясь под пароход. Сверкнет на минуту на лунном свете снежно-белая пена, сверкнет и исчезнет, рассыпавшись. по волне. Пароход поднимается на волну, скрипит в переборках и падает вниз. В каюте качка еще неприятнее. Слышишь ровный стук машины и глухой шум воды, рассекаемой винтом, и вдруг винт вырвется из волн и машина застучит часто, быстро, неприятно. Вещи начинают оживать. Вот мой большой узел накреняется на табурете, с глухим шумом падает вниз и ползет к двери. За ним летит шляпа, шашка делает все большие и большие размахи над моей головой. Становится плохо. Я не морской волк и предпочитаю отлеживать качку. Напрасно наш милейший фармацевт Б. Г. Л-в. уговаривает меня идти на верх.

— «Пойдемте», говорит он, «чудная ночь, наверху отлично, какие волны! Вам необходимо посмотреть. А. небо! А звезды!.. Один восторг».

— «И море видал я», говорю я, «и звезды, и все. Однообразно, скучно и гадко. Лежать лучше».

Доктора, мои сокаютники, разделяют мое мнение и отлеживаются, силясь заснуть. Но заснуть удается не скоро. Разные мысли лезут в голову, тяжелые, нехорошие мысли. To ноги поднимет, то голову. Боишься открыть глаза так неприятны эти колебания предметов, которые должны быть неподвижны. Наконец, засыпаешь тревожным беспокойным сном.

Просыпаешься рано, с головною болью и с тревогой прислушиваешься, нет ли качки? Винт шумит ровно, постель неподвижна, мы входим в Омирнскую бухту.

С разрешения начальника миссии я спускаю казаков на берег. С нами едет грек, одессит, бойко говорящий по-русски. По набережной проходят поезда анатолийской железной дороги и длинные караваны верблюдов. Верблюды одногорбые, живописно нагружены тюками, покрытыми разноцветными коврами, идут длинной чередой, привязанные друг к другу. Впереди крошечный ослик, путеводитель. Иногда, поджав босые ноги, одетый в цветные лохмотья, важно восседает на ослике грязный турок, араб или негр, а часто один ослик покорно тянет за собой своеобразную свиту, а слуги каравана идут с боку и только криками подбодряют длинноухого путеводителя.

Узкие улицы мощены большими каменными плитами. Говорят, смирнские женщины отличаются своей красотой — не знаю — я ни одной красавицы не встретил.

Зашли в греческую церковь. После недельного промежутка впервые казаки перекрестились на православные иконы. Посмотрели ковры. Смирна ими славится. Хорошие ковры дороги-100-200 руб. за коврик длиной 2 1/2 аршина и шириной полтора… Ценится прочность шелка и ровность цвета по всему ковру. Шерстяные ковры много дешевле. Затем, вместе с бравым одесситом, мы поднялись на крутую гору к развалинам генуэзской крепости, полюбовались чудным видом на голубой залив и вернулись обратно на шаткую палубу «Царя».

Опять завтрак на пароходе, после завтрака песенники на юте и пляска, а потом томительное бултыхание, головная боль и нетерпеливое ожидание нового берега.

24-е октября (5-го ноября), пятница. В семь часов утра «Царь» медленно входил в Пирейскую гавань. Пирей раскинулся в низкой лощине, со всех сторон окруженной горами. Влево видна возвышенность острова Саламина, у подножия которого мягко плещутся голубые волны. Саламинской бухты. Прямо впереди серые горы Пинда. Обеднели греки после войны. Толпа гидов предлагала свои услуги. За пять франков вас везут в коляске из Пирея в Афины (40 минут езды), показывают все достойное обозрения и привозят обратно. В эту же плату входит и шлюпка на пристань и обратно на пароход.