Казань (СИ)

– Караул! – закричал Аполлон поднимая мушкет к плечу. Начали вскидывать ружья и солдаты конвоя. Полтев, не глядя на них, прицелился в побледневшую Екатерину. Спустил курок. Порох вспыхнул, раздался выстрел. Но в этот самый момент Васильчиков рванулся вперед, заслонил собой императрицу. Пуля ударила его в грудь, он покачнулся. Закричали слуги, резко запахло порохом. Полтев поднял второй пистолет, попытался прицелиться. Но шатающийся фаворит заслонял собой Екатерину.

И тут выстрелили солдаты. Полтев почувствовал два удара в правое плечо и живот.

– Аааа! – заорал от боли Ефим. Еще больше пуль его ранил страшная, невыносимая ложь. Как бычка на убой привели в Зимний!

Со стоном бывший поручик упал на колено, нажал курок на втором пистолете. Его ствол в последний момент успел повернуть в сторону Ушакова. Уже валясь на снег, увидел, что во лбу Аполлона появился третий глаз.

Раздался еще один выстрел. Пуля последнего стрелявшего солдата попала точно в сердце Полтева.

Глава 11

Дело, ради которого я решил задержаться в Казани касалось заговорщиков. Шешковский закончил следствие над “державинскими” и передал документы в суд. Поступили копии бумаг и мне.

Я бы мог уйти с полками к Нижнему и пустить все на самотек, тем более Судебник четко описывал ситуацию покушения на царя и убийство беременной женщины. Виселица и точка. Но как водится были нюансы. Шешковский определил в заговорщики Колю Харлова. Он был несовершеннолетний и не попадал под взрослые законы. А отдельных подростковых у меня не было. Кроме того в группу Державина входила женщина – княгиня Курагина и ее старик-отец.

Судьи, страхуясь, частным образом запросили через Почиталина мое мнение. Я принялся думать и взвешивать. С одной стороны хотелось отомстить. Да и генералы давили на меня – требовали повесить не только прямых заговорщиков, но и всех схваченных в ходе облав дворян. А заодно и Бибикова. С другой стороны, надо проявить милосердие. Но для этого осужденные должны раскаяться… Дворяне же каятся не хотели – показывали свой норов, да спесь.

– Привели, царь-батюшка! – от сложных размышлений меня отвлек заглянувший в дверь кабинета Почиталин.

– Заводите.

Державин был одет в порванный форменный сюртук, небрит и вслокочен. Глаза красные – от недосыпа. Пытать на дыбе Шешковскому я запретил, зато подсказал пару других, “продвинутых” способов получить показания от заговорщиков. В первую очередь о сообщниках в городе. Это представлялось самым важным в ходе следствия. На ногах у Державина были кандалы, которые он поддерживал, продевши сквозь носовой платок.

– Гавриил Романович, вы желали со мной перемолвиться?

Я откинулся в кресле, сложил руки на груди, давая понять, что не собираюсь давать спуску поэту.

– Пришел просить вас за Петю Харлова – помявшись произнес Державин – И за Агату.

– Княжну Курагину?

– Так.

– И о чем же вы думали, когда втягивали в ваши кровавые игрища подростка и девицу?!

– Казните нас с Жилковым – тяжело вздохнул Державин – Мы виноваты. Пощадите Харлова и Курагину!

Поэт мрачно уставился в пол.

– А вы пощадили беременную Татьяну??

Я встал, подошел вплотную к поэту. Державин упрямо смотрел вниз.

– Любите ее? – я присел на краешек стола.

– Кого? – поэт наконец поднял взгляд.

– Курагину.

Державин предательски покраснел.

– Она обручена с Жилковым!

– Какой-то мезальянс получается – как же меня достало выбивать правду из поэта. Может и правда, дыба это не такой уж плохой вариант? – Поручик томского полка и княжна…

– Они любят друг друга!

– А что батюшка ее говорит?

– Он… ничего не знает.

Вот это номер.

Державин опять уставился в пол.

– Так любите или нет?

Я решил дожать ситуацию.

– Люблю! – с вызовом ответил поэт – Но она с другим обручена.

– И будет век ему верна… – автоматически из Пушкина ответил я.

– Так и есть – согласился Державин.

– Не долго она будет ему верна – пожал плечами я – Заговор да убийство… Смерть через повешение.

– Неужель и над девицей не смилуетесь? – теперь поэт сильно побледнел.

– Я бы смиловался… ежели и вы сделали несколько шагов навстречу.

– Каких?

– Вот текст нового гимна – я достал из под сюртука лист со словами песни Боже царя храни – Перед смертью, прочитаете на эшафоте. Если сделаете – пощажу и Курагину и Харлова.

Державин уставился в лист, зашевелил губами.

…Царствуй на славу, на славу нам!
Царствуй на страх врагам,
Царь православный!..

– Кто же сие написал? Вы??

– Вам какая разница? Попросите прощение, споете гимн, я объявлю о помиловании Харлова и Курагиной.

Державин задумался, вцепившись в звенья цепи. Наконец, кивнул:

– Я согласен!

– Ну вот и ладно! Учите слова. И молитесь Богу. Скоро предстанете перед Ним.

* * *

Казнь заговорщиков была назначена на 20-е февраля.

Весь вечер 19-го на площади казанского Кремля стучали топоры – плотники мастерили эшафот и виселицы.

– Может сей разговор перенести на другой день? – ко мне в кабинет напросился Рычков с докладом. И теперь он опасливо косился в сторону окна.

– Петр Иванович! – мне пришлось одернуть министра – Не отвлекайтесь.