Читаем Казанова полностью

По совету Гоцци он написал бабушке что умирает от голода, но может за два цехина в месяц перейти в дом своего учителя. Бабушка, которая писать не умела, приехала посмотреть на доктора Гоцци. Это был красивый священник двадцати шести лет, круглый и почтительный. Она оплатила пансион за год и купила Джакомо наряд аббата и парик, так как из-за вшей его остригли наголо. Как обещал доктор Гоцци, Джакомо будет спать вместе с ним на его широкой постели, "и за это благодеяние я был ему очень благодарен".

Доктор Гоцци, говорит Казанова, был лицемер, хотя в семейном кругу становился веселым, любил кружечку пива и хорошую постель.

Мать Гоцци была бранливая крестьянка, восхищавшаяся сыном, отец - сапожником, говорившим только по праздникам, когда он заполночь возвращался из кабака и пел песни на стихи Тассо.

Сестра Гоцци, Беттина, тринадцати лет, красивая, "une riense de premier ordre" (насмешница первого сорта) и заядлая читательница романов, сразу же понравилась маленькому Джакомо, "я не понимал почему". Она бросила, говорит Казанова, в его сердце первые искры той страсти, которая впоследствии им завладела.

В следующие два года Казанова выучил все, что знал Гоцци: логику Аристотеля, небесную систему Птолемея, латынь и немного греческий, он читал классиков и играл на скрипке. Кроме того, он выучил нечто, чего не знал доктор Гоцци. Днем и ночью он читал все напечатанное и среди прочего латинскую порнографию, например, Мурсия.

Своему учителю Казанова выносит тяжелый приговор. "Доктор Гоцци не был философом." Фигура философа была идеалом восемнадцатого века и Казановы. Век понимал под этим скептическую оппозицию аристократии мантии и короны. Казанова же под этим понимал людей, похожих на себя, бонвиванов с широкими познаниями и смелостью в суждениях.

Доктор Гоцци осуждал все суждения, в которых был так силен Казанова. Они рождали сомнение, мрачнейший грех после плотского греха. Молодой священник, не расположенный к женщинам, настроил против Казановы других своих учеников.

Дзанетта невольно содействовала первой любви Джакомо и его литературному честолюбию. Она выступала на античной арене Вероны в комедии с музыкой "La Pupilla" ("Опекаемая"), которую написал ее земляк Карло Гольдони специально для нее и ее нового директора Имера, побуждаемый комической связью директора со своей субреткой. Старый Гольдони писал в автобиографии изданной на французском языке в Париже: "Дзанетта Казанова была прелестной и очень ловкой вдовой. Не умея прочесть ни единой ноты, она пела очаровательно и нравилась!" Ее гравированный портрет появился в венецианском издании трудов Гольдони: крупная женщина с острыми чертами лица, хорошей фигурой и прекрасной осанкой.

Перед турне в Санкт-Петербург она позвала Джакомо и его учителя на два дня в Венецию, где снимала дом с большим залом, в котором принимала своих кавалеров и грабила их за игорным столом. Там ребенок Джакомо увидел жизнь, которую вел впоследствии: игорные страсти и радости, легкомыслие и сладострастие; и людей своей жизни: театральных дам и литераторов, кавалеров и аббатов.

Доктор Гоцци опускал глаза долу перед открытой грудью Дзанетты. Аббат Гримани и поэт Баффо делали ему комплименты за отличное здоровье и разум его ученика. Дзанетта бранила светлый парик Джакомо, который не подходил к его черным глазам и бровям и к оливковой коже. К всеобщему хохоту Гоцци пробормотал, что его сестре было бы легко следить за ребенком.

"Она замужем?", спросила Дзанетта, и Джакомо громко крикнул, что Беттина самая красивая девушка квартала и ей уже четырнадцать лет. Дзанетта обещала подарок Беттине, если она согласиться причесывать Джакомо. Тем она сделала детей ближе друг к другу.

За столом литератор-англичанин обратился к доктору Гоцци на латыни. Ко всеобщему веселью доктор Гоцци ответил, что не понимает по-английски. Джакомо вмешался. Смеющийся англичанин процитировал латинский дистих с вопросом из грамматики: в каком случае латинские вокабулы для мужских родовых частиц являются женскими, а для женских - мужскими. Джакомо с места ответил латинским пентаметром, что раб носит имя хозяина. Дзанетта все точно перевела. Громкие аплодисменты сделали ее сына счастливым. Англичанин подарил ученику свои часы, Дзанетта учителю - свои. Она также разбудила в Джакомо литературное честолюбие. Так пишет он в своих воспоминаниях. Восхваленный и одаренный за латинскую непристойность, он расточал еще много непристойностей и разбрасывал латинские цитаты всю свою жизнь, но за это ему уже часов не дарили.

В Падуе он передал Беттине подарки Дзанетты: пять локтей черного шелка и дюжину пар перчаток. С тех пор Беттина причесывала его каждый день. Через шесть месяцев он больше не нуждался в парике. Ему было уже двенадцать лет, он быстро вырос и рано созрел.

Во время причесывания он полулежал в постели. Она умывала ему лицо, шею и грудь и ласкала его со всей невинностью детства. Это волновало, но она была на три года старше - слишком много по его мнению, чтобы его полюбить.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза